— Ты неточно передаешь мои слова, — возразил Ментейт. — Я говорил, что ее темное происхождение служит единственным препятствием к нашему браку. Теперь это препятствие устранено, и с чего же ты вообразил, что я буду отказываться от своих намерений в твою пользу?
— Так обнажай меч, — сказал Мак-Олей, — мы поняли друг друга!
— Ну нет, — сказал Ментейт, — не теперь и не здесь! Аллен, ты меня довольно знаешь, подождите до завтра, и тогда давай драться сколько угодно.
— Нет, сейчас… сию минуту или никогда, — отвечал Мак-Олей. — Далее этого часа я тебе не дам торжествовать… Ментейт, заклинаю тебя нашим близким родством, общими трудами и битвами — обнажай меч и защищайся!
С этими словами он схватил графа за руку и сжал ее с такой силой, что из-под ногтей Ментейта брызнула кровь. Он с сердцем оттолкнул Аллена и воскликнул:
— Ступай прочь, сумасшедший!
— Коли так, пусть сбудется видение! — сказал Аллен и, обнажив свой дирк (кинжал), он со всей своей богатырской силой ударил им в грудь Ментейта. Лезвие скользнуло по крепкому стальному панцирю концом вверх и нанесло графу глубокую рану между плечом и шеей; удар был так силен, что жених упал на пол. В ту же минуту через боковую дверь в зал вошел Монтроз. Привлеченные шумом и испуганные гости тоже сбежались; но прежде, нежели Монтроз успел хорошенько понять, что случилось, Аллен Мак-Олей стремительно пробежал мимо него и как молния пустился бежать вниз по лестнице.
— Часовые, ворота на запор! — крикнул Монтроз. — Хватайте его… убейте, если станет сопротивляться… будь он мне брат родной, я не оставлю его в живых!
Но Аллен тем же кинжалом положил на месте часового, промчался через лагерь, как дикий олень, невзирая на то, что все, слышавшие крик Монтроза, бросились за ним вдогонку, потом кинулся в реку, вплавь добрался до противоположного берега и скрылся в лесу.
В тот же вечер брат его Ангус со своим кланом покинул лагерь Монтроза, направился домой и с тех пор больше не примыкал к войскам роялистов.
Насчет Аллена носились слухи, будто через самое короткое время по совершении этого дела он внезапно ворвался в замок Инверэри, в тот самый зал, где Аргайл в то время созвал военный совет, и кинул на стол окровавленный кинжал свой.
— Это не кровь ли Джемса Грэма? — спросил его Аргайл, и на лице его отразилась хищная надежда пополам с ужасом при виде неожиданного и страшного гостя.
— Это кровь его любимца, — отвечал Аллен Мак-Олей, — та кровь, которую мне было на роду написано пролить, хотя охотнее пролил бы я свою собственную!
С этими словами он повернулся, вышел из замка, и с той поры ничего определенного о его судьбе не известно.