Светлый фон

Его губы еще некоторое время двигались, потом застыли без движения. Хозяин чайханы достал из-под стола бутылку водки, немного налил в стакан и отнес инвалиду.

— Выпей, лучше уснешь. Это тебе поможет, пей!

Немой одним глотком выпил. Скривился и прикрыл глаза.

За этим наблюдал Мустафа — один из гостей. Он рассмеялся, показывая свои снежно-белые зубы, и на мгновение сверкнул его глаз, затянутый бельмом. Хозяин налил еще полстакана.

— Не надо, ведь он опьянеет! — заметил Мустафа.

— Мне это и нужно, — ответил хозяин. — А сейчас, сынок, поспи, — сказал он добродушно.

Но калеке-немому не хотелось спать. С заметным напряжением всматривался он в угол чайханы, где стоял музыкальный инструмент — тор. И Мустафа это заметил.

— Соловей, хочешь играть? Ну давай. — Он подал немому инструмент. Тот взял тор в руки, положил себе на колени и ударил по струнам. На его лице изобразилось большое усилие. Калека хотел петь, но не мог.

Странники проснулись, рассчитывая на развлечение.

Хозяин чайханы подошел к Генриху и рассказал трагическую историю немого.

— Когда-то его звали Али-Соловей. Парень хорошо пел, и знали его во всей округе. Бросили его в тюрьму, но и там он пел свободолюбивые песни, и за это тюремщики вырвали у него язык. Теперь Али только играет на инструменте, веселит гостей караван-сарая и тем немного подрабатывает. Никто не знает его фамилии, а сам он не может ее выговорить. Называют его уже только Соловьем.

Калека вдруг перестал играть и разрыдался.

— Соловей! Хочешь, чтобы мы устроили представление? — спросил Мустафа.

— Оставь его… — попросил хозяин.

— Хочешь, чтобы я изобразил англичанина? Англичанина! — повторил Мустафа, показав в сторону Генриха. Соловей со слезами на глазах посмотрел вокруг и моментально преобразился, его лицо прояснилось, как у ребенка. Он встал и, присев на согнутых ногах, растопырив пальцы на руках, начал изображать обезьяну, кривляясь, затем ловко прыгнул на стол. К нему присоединился Мустафа и начал играть роль «человека с Запада», а присутствие Генриха придавало зрелищу пикантность. Немой, изображая обезьяну, тщательно повторял все движения Мустафы-«англичанина», который имитировал бритье, завязывание галстука, причесывание волос. Немой спрыгнул со стола, сделал несколько движений, как бы присматриваясь к чему-то на полу, изображая радость на лице. Потом ухватился за свисающую с потолка веревку и начал на ней качаться, как настоящая обезьяна. Генрих с удивлением наблюдал за этой пантомимой, не понимая, что она обозначает.

— Обезьяна видит на дне реки золото, — объяснил хозяин чайханы. — Оно блестит на солнце, и она радуется.