В этот момент Мустафа принес две миски и поставил одну перед «обезьяной», а другую перед собой и сел по-турецки.

— В миске для обезьяны клей, а во второй — вода, — объяснил Генриху хозяин.

«Англичанин» окунул руки в миску, затем протер себе лицо и повернулся к солнцу, чтобы быстрее высохло, то же самое проделала «обезьяна». Но клей засох на ее лице и залепил глаза. И теперь «зверь» стал покорным человеку. «Англичанин» собрал «золото» со дна реки и положил его в мешок, накинул «обезьяне» на шею веревку и повел ее, как пса, на поводке.

Генрих смотрел этот спектакль с таким вниманием, что не почувствовал, как из его кармана высыпались золотые монеты, которые ему дал доктор Иоахим. Но это увидел мальчик, внимательно наблюдавший за чужеземцем. Осторожно приблизившись, он собрал рассыпанные монеты и незаметно вытащил из кармана Генриха остальные. Воришка зажал монеты в ладони, не зная, куда спрятать. Наконец он решился: подошел к столику, взял свободной рукой стакан и, не спуская глаз с Генриха, начал глотать монеты одну за другой, запивая водой. Проглотив последнюю, мальчик вернулся на свое место.

Зрители аплодировали выступлению Соловья. Немалое удивление вызвало то, что европеец, которого принимали за англичанина, тоже горячо аплодировал.

В чайхане появился Хасан и движением руки поманил Генриха, давая понять, что время двигаться в путь.

— Идем, пора! — торопил он. Взяв рюкзак Генриха, Хасан забросил его себе на плечо. Наблюдая это, мальчишка, проглотивший золотые монеты, онемел от удивления. Он был уверен, что обокрал английского туриста, а оказалось, это друг всем известного здесь Хасана.

Перед караван-сараем лежало несколько верблюдов. На спину одного из них Хасан забросил рюкзак и помог Генриху взобраться на него. На другого посадил свою беременную жену. На остальных сели другие путники.

Хасан потянул за уздечку своего верблюда, который был вожаком каравана, за ним поднялись остальные и двинулись в путь. Впереди шли пешком Хасан и мальчик, который украл у Генриха золотые монеты. Он то и дело посматривал в его сторону, раздумывая, кто же он такой; наверное, очень важный человек. Мальчишка чувствовал в своем желудке монеты, но угрызений совести не ощущал, помня, что хозяин чайханы в разговоре с Мустафой назвал Генриха «английской свиньей». «Бог не накажет меня за то, что я украл у англичанина деньги», — успокаивал он себя. Из раздумий его вывел голос Хасана:

— Чего глазеешь? Этот господин — друг госпожи Ширин. И останется на время у нас.

— Это не англичанин?

— Что ты? Иранец, армянин! Он наш.