Белые говорят, а краснокожие действуют. Мой отец Седая

Голова будет доволен, когда увидит, что число его воинов удвоилось, и узнает, что это сделал его сын-команч.

– Послушайте-ка, мой друг, а что же вы делали тут, с одной ногой в стремени, а другой – на земле? – спросил дон

Рамон.

– В тот момент, когда вы так неожиданно напали на меня, – ответил дон Энкарнасион, – я садился на лошадь,

чтобы на свой страх и риск ехать в лагерь этих бандитов.

– У белый людей нет разума, – серьезно сказал

Мос-хо-ке. – Что стоит один человек против ста?

– Вы правы – ничего! Но я хотел спасти донью Линду даже ценою своей жизни!

– Пусть так! – сказал индеец. – Спасти ее нужно. Но и жить нужно.

– Это, конечно, лучше всего! – ответил молодой человек, невольно улыбнувшись, несмотря на свою печаль. – Но как это сделать?

– Пусть мой бледнолицый брат подождет. Сейчас глубокая ночь; ничто не заставляет нас спешить. Завтра надо начать действовать.

– Как – ничто не заставляет спешить?.. Ах да, ведь вы ничего еще не знаете, вождь!

– Что случилось? – спросил дон Рамон.

– Пусть мой брат говорит, – добавил индеец, – уши вождя открыты.

По знаку Мос-хо-ке факелы были потушены сразу же после того, как в пленнике узнали дона Энкарнасиона

Ортиса. Мос-хо-ке опасался, что гамбусинос могут обнаружить в лесу отряд. Ранчерос, уставшие от длительной езды, растянулись на траве, не выпуская из рук поводьев, готовые вскочить на лошадей при первом же сигнале.

Дон Энкарнасион в нескольких словах рассказал о том, что произошло с ним и с его друзьями: как дон Кристобаль

Нава повернул обратно, чтобы поторопить прибытие каравана дона Хосе Морено; как дон Луис Морен отправился вперед, надеясь разузнать что-либо о донье Линде; как, наконец, он сам, измученный тревогой, решил ехать в лагерь и разыскать своего друга, а в этот момент ранчерос внезапно набросились на него.

– О! – сказал вождь. – Бледнолицый брат говорит, как мудрый человек, а действует как ребенок. Но пусть он не приходит в отчаяние. Ваконда велик, он ему поможет.