– Кто что любит, господин хороший.

– А воды хватит? – спросил я, вспомнив, что в прошлый раз мне едва удалось домыться.

– Сегодня всем хватит. Солдаты натаскали. Давайте собирайтесь…

Он зашагал по деревянному настилу к бане, а я отправился к себе за мылом, полотенцем и бельем.

По дороге я заглянул к Похитуну. Он валялся в приступе хандры на своей разрытой, неопрятной постели, ворочался с боку на бок, охал, вздыхал, кряхтел и кашлял.

– Мылись? – поинтересовался я, заранее зная, что он не мылся.

– Делать мне больше нечего! – ответил Похитун и повернулся лицом к стене.

«Грязная тварь!» – подумал я.

Похитун был не в настроении разговаривать. Он вчера выпил всю мою водку и знал, что больше у меня нет. Знал он также, что в банный день я не хожу в город и что рассчитывать на угощение не приходится. Я отправился в баню.

В предбанник, совершенно темное помещение без окон, вместе со мной белым облаком ворвался холодный воздух.

В лицо пахнуло теплом. Я захлопнул за собой дверь, накинул цепочку, задвинул защелку и начал раздеваться.

Фома Филимонович, раздетый, расхаживал по бане. В

чугунном котле глухо клокотала закипавшая вода. Огонь из печи бросал золотые отсветы на стену и лавку, на которой я сидел. Перегоревшие березовые дрова излучали жар.

Приятно попахивало смолой.

– Сейчас мы парку свежего поддадим! – весело объявил старик, когда я перешагнул порог бани.

Я остановился. Фома Филимонович откинул железную дверцу, черпнул большим ковшом воду из бочки, нацелился и плеснул ее на накалившиеся камни. С шипением и свистом мощной струей вырвался сухой пар. Он заклубился под потолком, пополз в предбанник. Я присел на корточки.

– Могу еще подбавить, – сказал Кольчугин.

– Хватит и этого за глаза.

– Тогда пожалуйте, – пригласил старик.

Я нерешительно полез на полку, осторожно ступая на скользкие приступки.