Я вытер мокрое лицо и перевел дух.

– Хомяков, он же майор Стожаров! – отрекомендовался я. – Привет от Виталия Лазаревича!

Гюберт дернулся всем телом, выругался сквозь зубы, сверкнул глазами.

Подошел залепленный грязью Фома Филимонович. На губах его играла плутоватая улыбка. Он держал за руку

Таню.

– Вот так, господин хороший, – проговорил он с усмешкой. – Знай край, да не падай! А за внучку спасибо…

Вот она, внучка-то! Помогла ваша бумажка. Устроилась девка и жила, как у бога за пазухой.

Такой издевки Гюберт не смог перенести. По лицу его пробежала судорога. Подавшись вперед, он плюнул в сторону старика.

– Ишь ты, какой бешеный! – с невозмутимым спокойствием проговорил Фома Филимонович. – Жаль, что ты связанный, а то бы я показал тебе, как плеваться.

– Кончайте, хамье! – прохрипел Гюберт.

– Эге! – воскликнул старик. – Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Быстрый ты больно, господин хороший. Потерпи малость, мы больше терпели. Тебя кто в гости звал к нам в Россию, а?. – Он опустился на корточки, пощупал шнур и заключил: – Ничего, прочно…

Я распорядился обыскать убитых солдат и взять все их документы, а сам занялся карманами Гюберта и Похитуна.

Похитун вел себя чрезвычайно благоразумно. Он не оказал ни малейшего сопротивления, сидел обмотанный веревкой и мелко постукивал зубами, точно в лихорадке.

Трясущийся мешок костей…

Фома Филимонович подошел и к нему, сопровождаемый Сережей Ветровым.

– Вот и молодчина! – проговорил старик. – Сразу лапки поджал – и ребра тебе не наломали… Покорную голову и меч не сечет. Говорил тебе сколько раз: сиди дома, соси свою брыкаловку и не суй нос в лес! Не послушал… А что это у тебя в брюхе так урчит?

– Это у него на почве несварения желудка, – серьезно сказал Сережа Ветров.

– Пить… пить… – мертвым голосом попросил Похитун.

– Можно, – отозвался Фома Филимонович. – Ради старой дружбы, можно. Ну-ка, внучка, спроворь моему «другу» водицы.

Таня улыбнулась и пошла за котелком.