– Вы тоже далеки от испепеляющих эмоций, и если пытаетесь втемяшить мне обратное, то должна заранее сказать, что я вам не поверю. Вы человек уравновешенный, мой мальчик, вами руководит холодный рассудок, и нечего зря выпендриваться.
– Что поделаешь, – вздыхаю я. – Приходится жить по моде.
– Не вижу такой необходимости, – возражает Флора. –
Если считаться с модой, то мне впору облиться каким-нибудь горючим и зажечь спичку, но, поверьте, подобная мысль мне никогда в голову не приходила. Пускай пигмеи следуют своей моде, а люди вроде нас с вами не обязаны этому подчиняться.
Тут аргентинское танго наконец обрывается, и, несколько опьяненный сознанием, что эта могучая дама возвысила меня до своего уровня, не считаясь с разницей в пять сантиметров, я торжественно веду ее обратно к столику.
– Вы были неподражаемы, – поздравляет нас Розмари. – Особенно в роке. Эти быстрые танцы для таких, как вы, дорогая, с точки зрения гигиены очень полезны.
– У меня нет ни грамма лишнего веса, моя милая, –
информирует ее Флора, принимая царственную позу в своем кресле. – И на плохое здоровье я не жалуюсь. А вот вы последнее время какая-то бледная, как мне кажется. И
раз уж речь зашла о гигиене, то, смею вам напомнить, прогулки действительно могут принести пользу. Только не ночные.
– Я вижу, господин Пенеф исправно вас информирует.
Однако, заботясь о своевременности, он не считает нужным говорить вам правду. Мне действительно пришлось совершить прогулку – к моему больному отцу, моя дорогая.
Они продолжают беседовать в том же «дружеском»
тоне. В целях восстановления мира мы с Ральфом аккуратно пополняем их бокалы – кельнер ставит в ведерко со льдом уже третью бутылку, – но «дружеский» разговор все не прекращается, и, чтобы хоть на время развести чемпионов, мертвой хваткой вцепившихся друг в друга на ковре, Бэнтон приглашает Розмари.
– Если она и дома такая, вашим терпением можно восхищаться, – тихо говорит Флора, когда мы остаемся за столом одни.
– Просто она чуток понервничала, – небрежно отвечаю я. – Эта внезапная болезнь отца…
– Заболевание отца? – прерывает меня дама. – А может, папы римского?
– Или хроническое недоедание…
– Мне не кажется, что она себя морит голодом, – снова прерывает меня Флора. – Если женщина хилая, это не всегда признак недоедания.
– Еще бокал? – галантно предлагаю я, чтобы переменить тему.
– Налейте, если это доставит вам удовольствие. Только не воображайте, что вам удастся меня напоить. Да и ни к чему это. – Флора мерит меня всевидящим взглядом и после непродолжительного гипноза спрашивает: – А если даже сумеете напоить, что толку? Милая Розмари всегда начеку.