– Если бы вы, как я, просидели за решеткой десять лет, три месяца и пять дней, – отвечал невидимый собеседник, –

ручаюсь, вы тоже стали бы проявлять осторожность.

– Десять лет! – вырвалось у Роже. – Десять лет, три месяца и пять дней! Да я бы лучше десять раз разбил себе голову о стену.

– Сударь, – послышалось из темноты, – разрешите мне не отвечать вам.

– А собственно, почему?

– Потому что великий наш король Людовик Четырнадцатый, да сохранит его Господь, волен называть нас по имени или, если ему заблагорассудится, присваивать нам номер и держать нас у себя в замке столько времени, сколько ему будет угодно.

– О, я узнал вас по этому ответу! – воскликнул Роже. –

Чрезмерная осторожность выдала вас: вы граф д'Олибарюс!

– Никакой я не граф д'Олибарюс! – крикнул невидимый собеседник. – Я заключенный номер сто пятьдесят восьмой. В эту минуту в коридоре послышались шаги.

– Ах, вы меня погубили! – вскричал злополучный граф. – И губите уже вторично; в первый раз вы заговорили со мною в Фор-л'Евеке; когда комендант обнаружил, что вы пытались бежать, он, видимо, подумал, что я ваш сообщник, и меня перевели сюда. А теперь вы вторично заговорили со мной, и меня, конечно, отправят в одиночную камеру, откуда я уже никогда больше не выйду.

Стало слышно, как отпирают первую дверь.

– Однако, граф… – начал Роже.

– Замолчите, сударь, ради Бога, замолчите! Тише, ни слова больше! Я вас не знаю, я с вами никогда не разговаривал, я вас в жизни не видел.

И, завернувшись в одеяло, граф д'Олибарюс, уткнулся носом в стену.

Но злосчастный узник ошибся в своих мрачных предположениях: в камеру к ним пришли просто для того, чтобы поставить походную кровать для его товарища по заключению.

Такая забота доставила большое удовольствие д'Ангилему, он был бы и вовсе доволен своим положением, если бы мог прочесть письмо от Кретте, которое все время нащупывал в своем кармане; однако, пока расставляли кровать, стражники не отходили от него; впрочем, это продолжалось недолго, но когда они вышли из камеры, то унесли с собою свечу.

Шевалье уже решил, что избавился наконец от их присутствия, как вдруг один из надзирателей вернулся, притворил дверь и сказал:

– Кстати, вновь прибывший именуется отныне «заключенный номер сто шестьдесят девять».

– Черт побери! – пробормотал Роже. – Кажется, после графа д'Олибарюса в замок его величества прибыло уже десять новых жильцов.

И он улегся, утешая себя мыслью, что если Бастилия заполняется с такой быстротой, то ее старожилов вскоре начнут выставлять за дверь или же заведут общие камеры на восемь, а то и на десять человек; в первом случае это должно было привести к исполнению самого заветного желания Роже, а во втором – доставить ему, по крайней мере, хотя бы некоторое развлечение.