Шевалье, как и положено галантному мужу, старался как можно лучше оттенить ум своей жены и переводил для него разговор с предметов пустяковых на предметы весьма серьезные.

Молодая женщина с честью выдержала испытание, о котором говорил Буало: она с неизменным успехом переходила от глубокомысленных суждений к остроумным замечаниям, от забавного к серьезному.

Шевалье просто сиял от гордости; время от времени он кивал головой негоцианту, и это движение можно было передать такими словами: «Сами видите, я говорил вам правду».

А сардинец в ответ только подмигивал, словно желая сказать: «Да, таких женщин не часто встретишь!»

Роже попросил жену перейти на итальянский язык, и она не менее получаса вела разговор на тосканском наречии с чисто римским произношением.

Затем шевалье попросил Сильвандир сыграть что-нибудь на клавесине, и она спела арию из оперы «Орфей», аккомпанируя сама себе.

Когда она кончила, мужчины захлопали в ладоши и снова обменялись красноречивыми взглядами и улыбками.

Купец из Сардинии шепнул несколько слов на ухо д'Ангилему.

– О нет, это невозможно, – отвечал шевалье. – Боюсь, что, несмотря на все мои просьбы, госпожа д'Ангилем никогда на это не согласится.

– Друг мой, что вам сказал наш хозяин? – спросила

Сильвандир.

– Пустое, – ответил шевалье.

– А все-таки?

– Он просит о невозможном.

– О чем же именно?

– Он говорит, что видел, как танцуют цыганки в Испании, алмеи в Египте, баядерки в Индии…

– Ну и что же?

– И он утверждает…

– Что именно?

– Он убежден, что вы превосходите грацией всех этих женщин, и уверен, что если бы вы только захотели станцевать менуэт или гавот…