– А! Он из тех, что с англичанами стреляют по деревням мальчишек!

Фатма-ханум не слушала.

– Верни мне деньги, вор! – заголосила она.

Прохожие начали приостанавливаться. Соседние сабзи-фуруши прислушивались; готовые к участию в криках

Фатмы-ханум.

Изатулла потерял свет в глазах.

– Получай, что тебе следует, грязная стерва! – прохрипел он с пеной у губ и ударил женщину в подбородок кулаком, в котором были зажаты ее деньги. Он кинул их на землю.

Она взвизгнула и вцепилась ему в рыжую бороду костистыми пальцами так, что он только мотал головой. В

толпе засмеялись.

Кто-то перебил смех возмущенным окриком. Торговец вырвался, оставив несколько клоков бороды в руках женщины, и схватил какую-то скалку. Удар пришелся ей по животу.

Она присела на корточки и закатилась длительным воплем. В толпе сообразили, что произошло что-то неладное. Сабзи-фуруш Изатулла бросился бежать. За ним погнались. Его стеной окружили товарищи зеленщики и однодеревенцы, засинели ножи.

– Как женщину ударил!

– Разве так можно! Убил!

Со стороны Изатуллы кричали:

– Она, сука, сама начала.

– За нее казаки заступятся.

Изатуллы среди них уже не было. Толпа прибывала, текла из всех галерей. Ее выносило собственным возбуждением на площадь. Крик становился все упорядоченнее и общее. Из гула росли голоса:

– На этой площади три года тому назад, когда англичане после русских занимали нашу родину, они вешали ни в чем не повинных людей – для острастки. Теперь они убивают детей для забавы. Зеленщик – мститель. Он из

Тагибустана. Он мстит за Тагибустан.

Неизвестный скрылся. Его любовно поглотила площадь. Пронеслось совершенно явственно: