Светлый фон

– Инглизи! Командир!

 

VIII

VIII

В тот день первым взводом под командой Гулям-Гуссейна была совершена обычная небольшая проездка лошадей. Утро было мягко и звонко. Огромное пышное солнце играло на боках хорошо вычищенных коней, сияло на оружии, и Гулям-Гуссейн особенно четко и точно менял аллюры. Лошади шли прекрасно, один Багир отстал на своем захромавшем коне, с полдороги поехал в караван-сарай.

Когда взвод вернулся, Багир сидел на корточках в затененном углу и во все горло распевал грустные четверостишия Джеляледдина, причем расчет был на то, что мрачные стенания песни никак не будут соответствовать веселой роже бездельника-певца:

 

Бешено гоняясь за любимою, Я дожил до тех лет, когда близок конец.

Бешено гоняясь за любимою, Я дожил до тех лет, когда близок конец.

Быть может, теперь овладею я милою.

Быть может, теперь овладею я милою.

Но кто вернет мне ушедшую жизнь?!

Но кто вернет мне ушедшую жизнь?!

Он блестел, как маслина. По камням процокали копыта.

Могучий хохот увенчал потешное старание. Вокруг Багира собрался вскоре почти весь взвод.

Гулям-Гуссейн рассыпал милостивые слова:

– Что ты надрываешься, Багир, как пташка над мертвым птенцом? И скажи – чем ты обезвредил Асад-Али-хана? Он сегодня дежурный и допускает такой беспорядок, как твое душераздирающее пение!

– Ну, Асад-Али-хану не до меня, – ответил Багир. –

Вчера по всему городу висели бумажки, позорившие нашего командира. Нынче нашли их целую кучу в конюшне второго взвода. Асад-Али-хан тут полчаса орал, а виновных нет! Да и какая же вина может быть, когда их даже городская полиция вчера весь день не срывала!

– А народ вчера к ним лип, как мухи к меду, – сказал старик Мамед.