– Как угодно. Вам, вероятно, не очень нравится Клавдия Ивановна. Это я заключаю потому, что и она вас не обожает. Но, представьте, вчера все изменилось: антипатия на симпатию. Я с ней утром имел разговор. Она много смеялась и говорит, что в вас ошиблась, что вы человек пылкий и вчера была приятно поражена.

– Она не ошиблась, я человек пылкий, а поразилась зря.

Не все такие жабы, как она. А вы там сильно закрепились.

– Уж как вам заблагорассудится понимать, только она сама настаивает именно у вас всем встретиться после ужина. Водку, должен сказать, она потребляет уверенно, хоть у нее печень и строжайше воспретили доктора, тем более при грязях.

– Ну, водка будет. При печени я угощу ее с особым удовольствием, хоть денатуратом.

– Лишь бы повреднее, – Мишин захохотал. – Не примиритесь вы с ней?

– А мы и не ссорились. Вот видите, вы не понимаете, что жизнь может раздражать такими случайными, возмутительно случайными пересечениями. Жил-жил я, не тужил, слыхом, можно сказать, не слыхал о Клавдии Ивановне, а вышел печальный случай – и такая Клавдия стремится играть роль в твоей судьбе.

– Даете разыгрываться гордости, глубокоуважаемый

Виталий Никитич.

С тем Мишин и отбыл. Весь день у Рудакова распределился так, что он вспомнил о гостях лишь вечером.

Процедуры, запись на билет, на внеочередное посещение поликлиники, телеграммы, письмо к матери, да три раза бегал в столовую, да что-то очень крепко спал после обеда,

– день пронесся как на курьерском. А вечером, как раз после ужина, время остановилось. Виталий Никитич купил водки, коньяку, три бутылки вина, икры, курицу, сыру, –

денег осталось очень мало, и неизвестно, как удастся выехать, если не пришлют, но стол был заставлен. Букет гвоздик придал ему совершенно праздничный вид. Но едва он разложил и расставил угощение, как стало казаться, что и цветы сейчас осыплются, и вина скиснут, и курица протухнет. Ждать – искусство, которое вообще не давалось

Рудакову. Он садился за книгу и бросал, от газеты у него рябило в глазах, бежать – давил воротничок, ходить из угла в угол – кружилась голова. Он выпил водки после длительного перерыва – с приятностью. «Сами напросились, и не придут», – бормотал он и начинал ненавидеть гостей. И

неожиданно вспомнил, что на севере теперь ночи длинные, ходить ему с завода далеко, он засиживается в лаборатории, а осенью в связи с новыми замыслами он еще дольше будет засиживаться, – надо прочистить браунинг. Пришла эта мысль, – и время тронулось. Посмеиваясь, вспоминал, как доставал разрешение в прошлом году, как домогался купить и как совершенно случайно достал большой черный пистолет и как он в кармане мешал при ходьбе. Виталий