Хоть он не проронил ни слова и не поднял глаз от тарелки, его длинное лицо порозовело.
– Эх, друзья мои, – говорю я, – все, что мы видим, –
ничто по сравнению с тем, что увидят наши внуки. Мы с вами путешествуем на поезде прямого сообщения по Великой Трансазиатской магистрали. Но что-то будет, когда
Великий Трансазиатский путь соединится с Великим
Трансафриканским?
– Но как же Азия может соединиться с Африкой железнодорожным путем? – спрашивает майор Нольтиц.
– А очень просто: через Россию, Турцию, Италию, Францию и Испанию. Пассажиры смогут проехать без пересадки от Пекина до мыса Доброй Надежды.
– А как же Гибралтарский пролив? – спрашивает Пан
Шао.
При этом слове сэр Фрэнсис Травельян настораживается. Как только речь заходит о Гибралтаре, так и кажется, что все Соединенное Королевство приводится в движение единым средиземноморским патриотическим порывом.
– А как же Гибралтар? – повторяет майор.
– Путь пройдет под ним, – отвечаю я. – Что может быть проще – туннель в каких-нибудь пятнадцать-двадцать километров. Тут не будет английского парламента, который возражает против прорытия туннеля между Кале и Дувром.
В один прекрасный день оправдаются слова поэта:
Мои познания в латинском языке смог оценить только майор Нольтиц.
Я слышу, как господин Катерна шепчет жене:
– Это он на волапюке101.
– Не подлежит сомнению, – продолжает Пан Шао, – что китайский император был прав, когда предпочел протянуть руку русским, а не англичанам. Вместо того, чтобы на-