– Оно в моей комнате, – сказала Виолетта. Она снова склонила голову и, задорно поглядев на него из-под длинных ресниц, показала на дверь. – Если вам не страшно войти в девичью комнату – милости прошу!

– Жизнь закалила меня, – с шутливым вздохом заметил

Аввакум, поднимаясь с места. – Благодарю вас.

Виолетта подошла к нему и, согнув руку в локте, глазами дала знак взять ее под руку.

Прибиравшая в прихожей Йордана разинула рот от удивления и демонстративно нахмурилась. Ее остренький подбородок затрясся как в лихорадке.

А Виолетта лишь звонко расхохоталась и незаметно слегка прижала к себе руку Аввакума. Он почувствовал, как вздрогнула ее упругая грудь, и ладонь его невольно напряглась.

– Я репетирую, Йордана, – воскликнула Виолетта прерывающимся голосом. – Ничего серьезного, ты не бойся!

– Репетируешь! Тогда потише, не то разбудишь дедушку! – сердито прошипела Йордана. – А ты знаешь, который уже час?

Виолетта ничего не ответила. Она толкнула ногой дверь своей спальни и, с неохотой высвободив руку, пропустила

Аввакума вперед.

В комнате было тепло. В углу тихо гудела зеленая изразцовая печка. Желтый абажур у потолка заливал комнату золотистым светом. Слева, у окна, стояла низенькая, узкая кровать, приготовленная ко сну. Синий атлас одеяла, сверкающая белизна белья так и манили к себе. Очевидно, постель задержала на себе взгляд Аввакума, потому что

Виолетта сбивчиво стала извиняться за вечную поспешность Йорданы, у которой была скверная привычка еще засветло стелить ко сну постели.

Она усадила Аввакума у печки, проворно подложив ему на стул вышитую подушку. От печки приятно пахло горящими дровами, а это всегда так нравилось Аввакуму. Он мечтательно вздохнул и принялся раскуривать трубку.

Музыкальный инструмент, о котором упоминала Виолетта, походил на истертую от многолетнего употребления школьную парту. Виолетта уселась перед ним, подняла крышку, легко провела пальцами по пожелтевшим клавишам. Раздался нежный, словно сотканный из серебряных нитей звук, похожий скорее на тихий вздох.

– Веселое или грустное? – спросила Виолетта.

– И веселое, и грустное, – улыбнувшись, сказал Аввакум. Она задумалась, склонившись над клавишами, а он всей душой наслаждался теплым, интимным, тихим спокойствием маленькой скромной комнатки, испытывая одновременно и грусть и несказанное счастье. Тонкие пальцы

Виолетты забегали по клавишам, и, хотя играла она не так уж хорошо, при первых же звуках мелодии очертания комнаты перед глазами Аввакума стали расплываться и исчезать. Все вокруг превратилось в чудесное сплетение темных и ярких красок. Окрыленные бурным престо, светлые тона постепенно крепли, одолевая темные. Светлая радость сплеталась с грустью, стремление к красоте расправляло крылья и сулило никогда не достижимое счастье. Чего стоила бы жизнь без этого страстного стремления?