И вдруг рядом с горячим гейзером, обжигающим его сердце, забил другой источник – холодный, все леденящий.

Слипание полковника пронзил страх: ведь несчастье со старшим шифровальщиком вывело из строя самого опытного специалиста. Кто же станет меряться силами с этим таинственным «Гермесом»?

Ровно в шесть часов вечера «Гермес» передал в эфир шифрованную радиограмму. Вслед за позывными, которые повторялись трижды с интервалом в полминуты, адресатам

«А» и «Б» был передан один и тот же текст.

«А» и «Б» безмолвно приняли радиограмму. Они не откликнулись даже на позывные «Гермеса». Впрочем, к такого рода односторонним «разговорам» прибегают часто. Посоветовавшись со своими сотрудниками, полковник

Манов отправил копию шифрованной радиограммы профессору Найдену Найденову.

Все это произошло вечером 28 ноября.

10

Ночью похолодало; утром, раздвинув шторы на двери, ведущей на веранду, Аввакум увидел побелевшие от снега старые сосны. День выдался пасмурный, хмурое небо нависло над крышами домов, над верхушками деревьев, в сумеречном воздухе летали одинокие снежинки, оторвавшиеся от белого покрова леса. Первые, авангардные отряды наступающей зимы врывались в город отсюда, с юго-восточной окраины.

Пока на спиртовке варился кофе, Аввакум брился, напевая про себя «ча-ча-ча» и время от времени двигая то правой, то левой ногой. Пришла пора, когда и он стал увлекаться легкомысленными модными танцами, ритмично выстукивать о пол каблуками, взмахивать полусогнутыми в локтях руками, имитируя вздрагивание возбужденного жеребца. До этого он учился боксу, фехтованию, даже приемы вольной борьбы усвоил. Аввакум бегал на коньках, ходил на лыжах, умел взбираться на отвесные скалы, а что касается танцев, то к ним он относился с презрением, всю свою жизнь презирал их. Модное в свое время танго отталкивало его своей приторной эротикой, да и вообще модные танцы он терпеть не мог – чувство отвращения вызывал в нем этот дешевый псевдопримитивизм, которым танцующие пытаются воссоздавать естественно-примитивные любовные игры отсталых племен. Все, что носило на себе печать слащаво сентиментальной эротики, было глубоко чуждо его природе. Но сейчас он двигал то левой, то правой ногой и напевал крикливую мелодию «ча-ча-ча». У него было веселое настроение. Позавчера вечером они втроем – Прекрасная фея, Хари и он –

провели вечер в баре. Щеки у Марии порозовели, глаза блестели – так с нею всегда бывало, когда ее вызывали на «бис» или когда она выпивала больше одной рюмки крепкого вина. Оркестр заиграл «калипсо», а она, обернувшись к Аввакуму, сказала: «Пошли!» Вернее, сперва ее глаза призывно поглядели ему в лицо, но, поскольку он сделал вид, что не понял ее, и притом довольно удачно, она сказала это слово вслух и даже привстала. «Ну-ка, Хари», –