– Они явятся все до одного, – сказал сэр Джон Рэморни.
Низко поклонившись королю, он подошел к молодому герцогу Ротсею и, изогнувшись в почтительном поклоне, заговорил так, чтобы слышал он один:
– Великодушно обошлись вы со мною, милорд! Одно слово из ваших уст положило бы конец этой передряге, но вы отказались произнести это слово…
– Клянусь, – прошептал принц, – я сказал все, что было можно сказать, не слишком погрешив против правды и совести. Не ожидал же ты, что ради тебя я стану лгать… И в конце концов, Джон, в смутных воспоминаниях этой ночи мне как будто видится немой мясник с короткой секирой в руке – разве не похоже, что такой человек мог исполнить ту ночную работу?.. Ага! Я вас поддел, сэр рыцарь!
Рэморни не ответил, но отвернулся так стремительно, как если бы кто-либо вдруг задел его раненую руку, и направился с графом Крофордом к себе домой. И хотя меньше всего он был склонен в тот час к пированию, ему пришлось предложить графу блистательную трапезу – хотя бы в знак признательности за поддержку, какую оказал ему юный вельможа.
ГЛАВА XXII
Трапеза затянулась, превратившись в пытку для хозяина, и когда наконец Крофорд сел в седло, чтобы отправиться в далекий замок Даплин, где он гостил в те дни,
Рэморни удалился в свою спальню, истерзанный телесной болью и душевной мукой. Здесь он застал Хенбейна
Двайнинга, который волею злой судьбы один лишь и мог принести ему утешение в том и другом. Лекарь с напускным подобострастием выразил надежду, что видит своего высокого пациента веселым и счастливым.
– Веселым, как бешеная собака, – сказал Рэморни, – и счастливым, как тот бедняга, который был укушен псом и уже начинает ощущать в себе первые признаки бешенства.
Этот Крофорд, бессовестный юнец, видел, как я мучаюсь, и ничуть не пожалел меня… Что? Быть к нему справедливым? Вот уж поистине! Захоти я быть справедливым к нему и ко всему человечеству, я должен бы вышвырнуть юного графа в окно и на этом прервать его карьеру. Потому что если Линдсей вырастет тем, чем обещает стать, его успех явится источником бедствий для всей Шотландии, а для долины Тэя в особенности… Ты осторожней снимай повязку, лекарь: незаживший обрубок так и горит, коснись его муха крылом – для меня это что кинжал!
– Не бойтесь, мой благородный покровитель, – усмехнулся лекарь, тщетно стараясь притворным сочувствием прикрыть свое злорадство. – Мы приложим новый бальзам и – хе-хе-хе! – облегчим вашему рыцарскому благородию зуд, который вы так стойко переносите.