Светлый фон

Мегги Лоджи*58…

Ох, когда бы только посчастливилось мне заполучить рыцарскую руку моего многочтимого покровителя!

– Сгинь ты, раб! Ты хочешь, чтобы меня стошнило от перечня твоих мерзких диковин? Говори прямо, к чему ты клонишь? Каким образом твоя сделка с подлым палачом может послужить нам на пользу или спасти моего слугу

Бонтрона?

– Я это советую вашей рыцарской чести только на случай крайности, – ответил Двайнинг. – Но допустим, бой состоялся и наш петух побит. Вот тут нам важно держать его в руках: пусть знает, что, если он не победит, мы все-таки спасем его от казни – но только если он не скажет на исповеди ничего, что бросит тень на вашу рыцарскую честь.

– Стой! Меня осенило! – сказал Рэморни. – Мы можем сделать больше… Можем вложить в уста Бонтрону слово, 57 Знаменитый предок Ловатов, повешенный и четвертованный в Хэлидон-хилле.

58 Красивая девушка, любовница Давида II.

которое будет не совсем приятно тому, кого я проклинаю как виновника собственной моей беды. Пойдем в конуру этого дворового пса и разъясним ему, как он должен себя вести при всех возможных обстоятельствах. Уговорить бы его на испытание гробом, и мы в безопасности – это ведь только зря народ пугают. Если он предпочтет поединок –

он свиреп, как затравленный медведь, и, возможно, одолеет противника, – тогда мы не только в безопасности, мы отмщены. Если же Бонтрон будет сам побежден, мы пустим в ход твой фокус, и, если ты сумеешь чисто обделать дело, мы еще продиктуем ему предсмертную исповедь и воспользуемся ею (а как – я объясню тебе при следующей встрече), чтобы ускорить месть за мои обиды! Все же остается некоторый риск. Допустим, наш бульдог будет смертельно ранен на арене боя – что тогда помешает ему выбрехать совсем не ту исповедь, какую мы хотим ему внушить?

– Пустое! Лекарь уладит и это! – сказал Двайнинг. –

Поручите мне выходить его, дайте мне случай хоть раз приложить палец к его ране, и я вам поручусь, он ничего не выдаст.

– Эх, люблю, когда черт покладист и не надо его ни уламывать, ни поощрять! – сказал Рэморни.

– Зачем? Я и без того рад услужить благородному рыцарю.

– Пойдем, вразумим нашего пса, – продолжал рыцарь. –

Он тоже будет сговорчив, потому что, как истый пес, он умеет отличить, кто кормит, а кто дает пинка, моего бывшего царственного господина он люто возненавидел за оскорбительное обхождение и унизительные клички, какими тот награждал его. И я еще должен вызнать у тебя подробно, какой уловкой ты рассчитываешь вырвать собаку из рук оголтелых горожан.

Оставим двух достойных друзей плести свою интригу, к чему она привела, мы узнаем в дальнейшем. Хоть и различные по складу, оба они были, каждый по-своему, приспособлены измышлять и проводить в жизнь преступные замыслы, как приспособлена борзая хватать дичь, которую подняла легавая, а легавая – выслеживать добычу, которую углядел глаз ищейки. Гордость и эгоизм были главной чертой у обоих, но в людях, принадлежавших к двум разным сословиям, в людях разного воспитания и дарования эти свойства проявлялись по-разному.