– Стойко, подлец! – сказал Рэморни с гримасой боли. –

Я его переношу, как переносил бы палящие огни чистилища… Кость у меня как раскаленное железо! Твоя жирная мазь зашипит, если капнуть ею на рану… Но это декабрьский лед по сравнению с той лихорадкой, в которой кипят мои мысли.

– Мы попробуем сперва успокоить мазями телесную боль, мой благородный покровитель, – сказал Двайнинг, – а потом, с разрешения вашей чести, покорный ваш слуга попытается применить свое искусство к врачеванию возмущенного духа… Впрочем, душевная боль должна до некоторой степени зависеть от воспаления в ране, когда мне удастся смягчить телесные муки, я надеюсь, волнение мыслей уляжется само собой.

– Хенбейн Двайнинг! – сказал пациент, почувствовав, что боль в ране утихла. – Ты драгоценный, ты неоценимый лекарь, но есть вещи, которые вне твоей власти. Ты мог заглушить телесную боль, сводившую меня с ума, но не научишь ты меня сносить презрение мальчишки, которого я взрастил! Которого я любил, Двайнинг, – потому что я и впрямь любил его, горячо любил! Худшим из дурных моих дел было потакание его порокам, а он поскупился на слово, когда единое слово из его уст сняло бы всю тяжесть с моих плеч! И он еще улыбался – да, я видел на его лице улыбку, когда этот ничтожный мэр, собрат и покровитель жалких горожан, бросил мне вызов, а он ведь знал, бессердечный принц, что я не способен держать оружие… Я не забуду этого и не прощу – скорее ты сам начнешь проповедовать прощение обид! А тут еще тревога о том, что назначено на завтра… Как ты думаешь, Хенбейн Двайнинг, раны на теле убитого в самом деле должны открыться и заплакать кровавыми слезами, когда к нему приблизится убийца?

– Об этом, господин мой, я могу судить только с чужих слов, – ответил Двайнинг. – Слыхал я, что бывали такие случаи.

– Скотину Бонтрона, – сказал Рэморни, – берет оторопь при одной мысли об этом. Он говорит, что скорее пойдет на поединок. Что ты скажешь?.. Он железный человек.

– Не впервой оружейнику бить железо, – ответил

Двайнинг.

– Если Бонтрон падет в бою, меня это не очень опечалит, – признался Рэморни, – хотя я потеряю полезного подручного.

– Полагаю, ваша светлость не станет так о нем печалиться, как о той руке, которую вы потеряли на Кэрфью-стрит… Простите мою шутку, хе-хе-хе!. Но какими полезными свойствами обладает этот Бонтрон?

– Бульдожьими, – сказал рыцарь, – он кусает не лая.

– А вас не страшит его исповедь? – спросил врач.

– Как знать, до чего может довести страх перед близкой смертью, – ответил пациент. – Он уже выказывает трусость, хотя она всегда была чужда его обычной угрюмости, бывало, он и рук не ополоснет, убив человека, а сейчас не смеет глянуть на мертвое тело – боится, что из ран выступит кровь.