– Нет, нет… вы меня не поняли, я не то хотел сказать. Я

не волнуюсь, но вы, когда вошли, кажется, изволили сказать, что имеете поручение…

– Поручение от господина Скалона. Вы это хотели сказать?

– Да-да…

– Совершенно правильно, – заметил Костров.

– Хорошо, что напомнили, – добавил Снежко.

– Так, так… очень приятно… Я слушаю.

– Семья у вас большая? – поинтересовался Снежко.

– Я девятый.

– Ого!…

– Что «ого»? – насторожился Скорняк. – Я несчастный человек: теща – женщина, жена – женщина, шесть дочерей

– женщины. Это же черт знает что! В доме единственный мужчина – это я, если меня можно считать мужчиной.

Гости невольно улыбнулись. Костров спросил:

– Все живут с вами?

– А куда же им деваться, я вас спрошу?

– Вот этого мы не знаем, – резко сказал Костров. – Нас эта проблема не интересует. Нас в данный момент интересует другое: куда вы собираетесь, вы лично, деваться, когда ваши хозяева – гитлеровские мерзавцы – получат от нас по макушке?

Лицо Скорняка покрылось вдруг сетью морщинок и на мгновенье застыло. Глаза стали совсем маленькими и потеряли блеск.

– Вы поняли, что нас интересует? – переспросил Костров. Скорняк ничего не ответил. Он отрицательно замотал головой.

– Мы можем повторить вопрос, – наклоняясь вперед, проговорил Снежко. – Нас интересует, куда вы собираетесь эвакуироваться со своим женским монастырем, когда оккупанты станут перед выбором: или ложись в нашу землю, или прочь с нее. Ясно?

Теперь Скорняк закивал головой утвердительно.