– Повторите мне это имя, – попросил Герши. – Я не ослышался?
Он тут же умер – от разрыва сердца.
Над свежей могилой отца сын графа Герши поклялся отомстить, и вдова старого Герши бросилась в Версаль – к ногам короля:
– Ваше величество, спасите мне сына от де Еона! Последняя поросль знатного рода падет от шпаги самого опасного дуэлянта!
Людовик пожал плечами. «Когда все это кончится?»
– Но у меня, мадам, – ответил он женщине, – совсем нет времени, чтобы следить за всем происходящим во Франции.
– О, как вы жестоки… Постыдитесь! – зло выкрикнула вдова. – У вас нет времени… Но хватает же времени, чтобы быть королем!
Кавалер де Еон ничего об этом не знал, и беда задела его совсем с другой стороны. Начиналась новая эпоха его жизни.
***
Портреты де Еона веером лежат сейчас передо мною. Он изображен – печальный – в мундире полка маркиза д'Отишана, он смотрит на меня – вызывающе – в дамском наряде. Он и женственный, он и мужественный. Улыбка
– умного человека. Когда его изображают женщиной, то подчеркивают миловидность и выпуклость груди, высоко вздернутой корсетом. Мундир и кружева, парик и чепец.
К сорока годам де Еон мало изменился во внешности: мелкие черты лица, нежные губы, голубые глаза и кожа чистая, поражающая девичьей белизной. Брился он редко, но, как говорят, мог бы и вообще не бриться.
Несмотря на эту внешность, далеко не мужественную, кавалер нравился женщинам. От Парижа – до Петербурга. Но легкий флирт, пальба острот, пустяки в стихах и – полное равнодушие к прекрасному полу, – вот и все, чем кончались его романы. Особенно досаждали с нескромными вопросами собутыльники.
– На мне мундир драгуна! – яростно огрызался шевалье. – Если бы наш век не был таким развращенным, никто не замечал бы моей нравственности… Я пью с вами – достаточно и этого великого порока, но зачем мне приписывать остальные?
Исподволь, незаметно сочились, словно едкая плесень по сырым стенам, нехорошие, темные слухи:
– Говорят, он вовсе не мужчина, а так себе…
– По секрету: он уже ходил в женском платье.
– Да что вы? Не может быть!