— Непохоже, что оно идет с грузом... — заметил Магнус Андерс.

— Точно, — ответил Уилл Миц, — ручаюсь, оно идет с балластом.

Минут через сорок судно было не более чем в двух милях от «Стремительного».

Поскольку течение сносило «незнакомца» в этом направлении, Гарри Маркел надеялся, что он обгонит «Стремительный». Если чужак окажется милях в пяти-шести от барка между часом и четырьмя утра, то, даже если предположить, что на борту завяжется борьба, крики на таком расстоянии слышны не будут.

Полчаса спустя, когда сумерки окончательно сгустились, последнее дуновение ветерка исчезло. Оба судна замерли неподвижно менее чем в полумиле друг от друга.

Часов в девять мистер Паттерсон спросил сонным голосом:

— Ну что ж, друзья мои, а не пора ли нам по каютам?..

— Еще не поздно... мистер Паттерсон, — ответил Роджер Хин-сдейл.

— А спать с девяти вечера до семи утра явно многовато, мистер Паттерсон, — добавил Аксель Викборн.

— А то вы вернетесь в Европу толстым как монах, мистер Паттерсон, — объявил Тони Рено, показывая руками воображаемый объем живота.

— На сей счет можете не беспокоиться, — ответил ментор. — Я всегда буду держать себя в разумных границах, как раз между худобой и тучностью.

— Мистер Паттерсон, вы знаете поговорку, дошедшую до нас от средневековых мудрецов?.. — не унимался Луи Клодьон.

И он начал цитировать первые строки дистиха Салернской школы[508]:

— Sex horas dormire, sat est...[509]

— Juveni senique[510], — продолжил Хьюберт Перкинс.

— ...Septem pigro[511], — подхватил Роджер Хинсдейл.

— Nulli concedimus octo![512] — закончил Джон Говард.

Излишне говорить, что мистер Паттерсон был несказанно польщен, услышав латинскую цитату последовательно из уст всех лауреатов.

Однако сон окончательно сморил ментора, и он заявил:

— Оставайтесь, если вам нравится, на полуюте дышать вечерним воздухом... Но я... отправился бы... лучше бы... нет, я все же пойду лягу...