– Himmel, – сказала Табита, – Himmel, она прекрасна! Не удивительно, что Руперт ее так любит, да и весь народ тоже. Вы только взгляните, как они ей кланяются. Ахмет, где моя фотографическая камера? Я хочу сделать снимок.

– Здесь нельзя делать снимки, – мрачно отозвался Ахмет. – Они еще подумают, что это какое-то колдовство, что-то вроде сглаза. Так что никаких снимков, пожалуйста.

Но Табита уже забыла о своем намерении и быстрым шагом направилась к Руперту.

– Мой дорогой Руперт! – воскликнула она и, вскарабкавшись на помост, уселась в похожее на трон кресло, в котором только что восседала Меа, после чего, подавшись вперед, торжественно поцеловала его в лоб. – Мой дорогой Руперт, как же я рада тебя видеть! У меня просто нет слов, как я рада.

– Я тоже рад тебя видеть, Табита, – ответил он, – хотя, если честно, я бы предпочел, чтобы наша встреча состоялась в более приятных обстоятельствах.

– Ах, ты в глубокой яме, – сказала она, – на самом дне колодца, но ведь наверху есть свет, и кто знает, вдруг ты сумеешь выбраться из нее.

– Увы, я не знаю, как, – печально ответил он.

– Ты нет, а вот Господь – да. Возможно, он вытащит тебя из нее. Как же мне жаль тебя, мой дорогой. У меня уже терпение лопнуло с Эдит и Диком. Ненавижу его, сейчас и всегда.

– Расскажи мне, как там у вас дела, – сказал Руперт, – возможно, второго такого случая у нас не будет.

И она рассказала ему все, что знала. Дик и Эдит тем временем исчезли из вида, выйдя в боковую дверь. Большая часть присутствовавших в зале разошлась, оставалось лишь несколько человек на дальнем его конце. Мешая немецкие и английские слова, Табита быстро заговорила. Руперт, по старой привычке одним ухом слушал ее, в то время как мысли его унеслись куда-то еще. Например, он вспомнил, как они с Табитой как-то раз сидели вместе на другом возвышении, в другом зале в далекой отсюда Англии.

– Ты помнишь, – внезапно сказал он, – тот канун Нового года в Дэвене, в тот вечер, когда я обручился с Эдит, и что ты сказала мне тогда?

Табита кивнула.

– Ты сказала, что от нее будут одни беды, – продолжал он, – что она очень опасна. Что ж, так оно и есть, и теперь как же мне поступить?

– Никак. Просто жди, – ответила Табита. – У тебя есть месяц, и в течение этого времени встречайся с ней только на публике. За месяц может многое произойти. Более того, я уверена: что-то непременно произойдет. – И вновь на ее широком, серьезном лице появилось то роковое выражение, которое он заметил много лет назад, когда она сидела с ним на возвышении в зале поместья Дэвенов.