Я ответил, опустив голову:

– Не все любили меня, ярл.

Затем я поднял взгляд и посмотрел ему в глаза.

– Но думаю я, что все же помог тебе и твоим людям достаточно, не умаляя своей чести и не нарушая своих клятв. А за тобой – долг.

Ордульф встретил мой взгляд.

– Согласен, ты помог мне, как велела тебе честь. Но долга у меня перед тобой нет, ведь не вы отпустили меня, а я сам ушел от вас. А перед тем ты убил моего поединщика и помог взять мой город. Так что все равно тебя стоит казнить, хотя ты, возможно, и не так плох, как твои товарищи.

Годред почувствовал сомнение в голосе ярла.

– Он и моего лучшего дружинника убил в поединке. Так что казнь эта – богоугодное дело.

Я смотрел на Ордульфа и Годреда.

– Разве я не честно бился в поединках, о которых вы говорите? Разве ваши поединщики вышли против меня безоружными? Или у них за спиной стояли стражники, как сейчас у меня?

Годред зло засмеялся.

– Тебе не разжалобить элдормена. И не думай, что тебе дадут еще с кем-нибудь тут сразиться.

Как раз на это я и надеялся, но по взгляду Ордульфа понял, что такому не бывать. Элдормен покачал головой, а потом дал знак стражникам схватить меня. Они сделали это так быстро, что я не успел даже дернуться, отвлеченный разговором.

Ордульф сказал:

– Ты, может быть, и не плох для дана. Однако мы не из тех, кто оставляет врагов в живых. Слишком много вреда ты принес нашей земле. Потому я подтверждаю твой приговор. – Он посмотрел по сторонам и крикнул стражникам: – Тащите его! Кони уже застоялись.

Меня оторвали от земли и понесли. Я вырывался, но меня ударили в живот так, что я несколько мгновений ловил ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. В толпе раздался вздох, и тут же я услышал крик:

– Мы молим о милосердии, господин!

Я узнал голос Брианы. Пока мои руки и ноги привязывали к ремням, Бриана говорила Ордульфу о том, что я стал христианином и раскаялся в своих прегрешениях. Я не видел ее, но догадывался, что она стоит на коленях. Ордульф сначала молча слушал, а потом велел поднять меня.

– Ты, и правда, стал христианином? – спросил он.

– Меня крестили вчера, – ответил я, уже ни на что не надеясь.