— Хорошо, капитан! — сказал худенький матрос, улыбаясь от уха до уха тридцатью двумя зубами цвета слоновой кости. — Хорошо, капитан!
Он знал по-французски всего два слова, кстати, по-английски тоже. На каком языке он говорил, я не выяснил до конца плавания. Он готов был делать все, что ему приказывали, но делал все невпопад. Единственно, чему он научился за время рейса, — вязать рыбацкий узел, и то благодаря мне. И это до того его потрясло, что он стал сам себе говорить: «Хорошо, капитан!»
Любопытнее других членов команды был радист — он умел лишь нажимать на кнопки магнитофона, и делал это мастерски — круглые сутки на корабле вопили новоявленные «биттлы» вперемешку с траурным маршем Шопена в исполнении духового оркестра эскимосов Аляски, — кажется, их этому научили американские летчики с военной базы.
Восемь человек команды из тринадцати стояли на помпах, которые по странной случайности не выходили из строя и перекачивали воду «из моря в море». С таким же успехом их можно было спустить на канате прямо на дно, была бы хоть какая-нибудь польза, они бы способствовали образованию теплых течений в Мировом океане.
Казалось, что на «лайнере» не было нижней обшивки, и если мы сразу не пустили пузыри, так только благодаря механику, творившему чудеса с дизелями. В механиках ходил нелюдимый мужчина лет сорока, глухой как монастырский погреб: слышать ему не требовалось — в машинном отделении голос гас из-за скрежета металла.
На мостике делать было нечего, тем более на палубе, поэтому я вернулся в каюту, достал из портфеля-чемодана тетради Ке, занялся ими: я перечитал до конца, теперь времени было предостаточно, никто не мешал.
4
Тетрадь
Тетрадь
Праздник весны древний как сам Китай. Я помню, как праздновали его в Шанхае. Для нас, мальчишек, он был радостным событием, вторым рождеством (его отмечал отец) или Новым годом (его отмечала матушка). Вместо елки она ставила в фарфоровую старинную вазу вереск с гор, его продавали китайцы, Дедом-Морозом служила кукла с наклеенной ватной бородой.