– Ты ведешь себя как баба.

– Видимо.

– Я оскорбил тебя, Звонимир?

– Нет. Ты сказал правду.

– Значит, ты уходишь в нору?

– Я загнан туда. Я не умею скрывать себя, Петар.

– И ты не поможешь своей родине?

– Чем?

– Делом.

– Сейчас я вызову репортера, который запишет все с твоих слов, и поставлю его материал в номер.

– Это нельзя сразу записать с моих слов. И не надо сразу ставить в номер. Мне нужно, чтобы ты выслушал меня, и чтобы ты серьезно написал об этом, и чтобы были готовы гранки.

Только сейчас, глядя на безучастного Взика, он понял, что сначала должен поехать с гранками к заместителю министра, выслушать его ответ, а уж потом печатать это в газете – в том случае, естественно, если и генерал, подобно остальным членам кабинета, начнет говорить о выдержке, осмотрительности, осторожности.

– Это очень рискованное дело, Звонимир, – продолжал Везич. – И мне нужна твоя помощь в этом рискованном деле.

– Я же сказал тебе. Я сделаю все, что ты просишь.

– Тебе могут свернуть голову вместе со мной.

– Голова была нужна мне, поскольку все время я думал о семье. Теперь я свободен. Я готов сделать все что угодно. Мне все стало неинтересно, Петар. Понимаешь?

Везич поднялся с кресла.

– Мир в огне! Люди гибнут! Нас могут раздавить гусеницы танков Гитлера! А ты?!

– Что я? – так же безучастно сказал Взик. – Какая мне разница, кто меня раздавил, танк или человеческая подлость? Человеку неважно, от кого сносить обиду или принимать смерть. Важен результат. И не кричи ты, у меня и так голова раскалывается.

Он вызвал секретаршу и тихо сказал ей: