Правда, латыш — парень что надо: и ладный собой, и добрый, и обходительный. Но ведь и у него ни кола ни двора. Мало того, еще скрывается от полиции и неизвестно, чем все это кончится. А если у них дите родится, что тогда? Ну ладно, пока жива она, ее бабо, — еще полбеды, как-нибудь выходит малютку, а там жизнь покажет… Не так ли за Каспием, в Астрахани, и мать Аси просит бога уберечь ее дочь-скиталицу?

Бабушка Габриелян, кончив молиться, ополоснула лицо, зажгла керосинку, поставила чайник. Только после этого подошла к Асе.

— Вставай, бала[7]-джан! Ты ведь просила с рассветом поднять тебя! Глянь, скоро и солнышко взойдет…

Ася схватила высохшую, с корявыми пальцами руку и поднесла к губам. Всем-то на свете эта бабушка сестер Габриелян была бабушкой!

— Ну-ну… — растрогалась та и кончиком своего черного ластикового фартука вытерла глаза.

— Бабо-джан, сейчас я иду к Марии. Что ей передать? — поспешно одеваясь, спросила Ася.

— Пусть бережется! Пусть и своего латыша бережет. А если там дите намечается, пусть не тоскует: я еще жива. Подкинет мне — и все! Я ведь, правда, еще ничего, а? Ты не смотри, что ревматизм спину согнул в три погибели…

И, не дожидаясь ответа, бабушка пошла с вечно опущенной головой на кухню, чтобы, как она сама говорила, из ничего сделать что-нибудь съедобное и накормить того, кто окажется за ее столом.

Ася торопилась. Она наскоро пожевала кусочек хлеба и проглотила кипяток, заваренный сушеным амемом[8], что собрала летом все та же бабушка. Когда девушка вышла, рассвет уже разбудил город: отовсюду к промыслам тянулся рабочий люд. Приказчики, поднимая столбы пыли, старательно мели вениками перед своими магазинами, причем они не собирали мусор в кучу, а выбрасывали на середину и без того до предела запущенных улиц.

Ася убыстрила шаги. Около дома красильщика Мушега уже стоял Филипп Новиков. Он еще издали помахал ей рукой. Ася улыбнулась: как приятно было снова с ним встретиться!

— Давно, Ванюша, ждешь? — озабоченно спросила она, привычно называя парня выбранным им самим именем.

— Да всего пару минут. Ну как там, в Тифлисе, наши? Впрочем, после, Асек, выберем время, и ты все мне подробненько расскажешь! А сейчас пойди разбуди молодоженов!

Приход этого мартовского рассвета ждали и в комнатушке, где нашли приют Ян и его Мусит. Хозяин дома тоже был большевиком — его рекомендовали товарищи из бакинского подполья.

Ян уже давно бездумно смотрел широко раскрытыми глазами в потолок. Но обостренный слух чутко ловил малейший звук за пределами этой маленькой комнаты.

Мария тоже не спала: Ян это чувствовал по той напряженной позе, в которой она, не шевелясь, неудобно лежала, — зарывшись головой в подушку. Хотелось повернуть ее лицом вверх, растормошить, приласкать, успокоить…