Яна Добри выпрямилась, лицо ее стало таким бледным, словно оно впитало лунный свет.

— Я… не вооружена, — пролепетала она. Но через мгновение успокоилась и с презрением глянула на меня. — Конечно, вы привели господина Кершова. Я сдаюсь.

Что произошло со мной? Эта женщина пыталась убить меня, она пробралась в мое жилище, ранила Патетье, усыпила хлороформом моего слугу и, вероятно, сыграла главную роль в зловещих событиях, которые нарушили мою жизнь и жизнь моих друзей…

Но я не чувствовал к ней неприязни. Я сунул револьвер в карман и сказал:

— Господин Кершов не со мной. Я даже не скажу ему, что нашел вас.

Она вытаращила глаза. Презрительная гримаса перестала искажать ее губы.

— Почему же? — почти беззвучно спросила она.

— Сам не знаю, — медленно ответил я, — быть может, потому, что мне трудно считать вас преступницей.

— Однако я преступница!

— Даже в этом случае я не сдам вас правосудию.

Она саркастично рассмеялась:

— Правда, господин Сиппенс, волки не едят друг друга!

Я нахмурил брови, не сразу поняв ее слова, но это длилось недолго.

— Вы ошибаетесь. Я не убивал свою тетушку. Это единственная причина, по которой я могу считаться волком.

Она не ответила и опустила глаза. Потом внезапно выхватила пистолет из кармана и положила на прилавок.

— Я все же вооружена, — пробормотала она, слегка покраснев.

— Узнаю пистолет, — с издевкой сказал я, — он не очень метко стреляет!

Она мрачно глянула на меня.

— Ошибаетесь, господин Сиппенс, он стреляет метко и никогда не промахивается, если не хочу я, понимаете?

— Это означает, что вы не собирались меня убивать?