— Все, — сказал Тим, развязывая клетчатую салфетку под подбородком клиента, — теперь вы помолодели всего за пенни, если только вы не желаете еще что-нибудь, уважаемый мистер Пилгрим.

Судебный пристав скривился в улыбке и спросил, не смочит ли Бэнкс ему волосы розовой водой, конечно, за отдельную плату.

— Розовой водой? — сказал цирюльник. — Конечно, но это будет стоить вам шесть пенсов. Происходит что-то необычное?

— Ткните нос в окно и бросьте взгляд на дом напротив, — хохотнул мистер Пилгрим, — и посмотрите сами, мэтр Бэнкс.

Грузчики опередили цирюльника.

— Эге! Правда. В большом доме повсюду горит свет… Люстра с сотней свечей по крайней мере! — с удивлением воскликнули они.

— Тридцать две, — уточнил мистер Пилгрим, — я внес люстру в список, указав, что в нее можно вставить одновременно тридцать две свечи.

— Что у вас за дела с домом Уинстона и его люстрой? — раздраженно спросил Тим. — Кто осмелился покушаться на что-то принадлежащее Уинстонам?

Он продолжал щедро поливать розовой водой худую голову судебного пристава, который чихал и тщетно пытался защитить глаза и ноздри от крепкой жидкости. Наконец, мистер Пилгрим отдышался. Тим в озлоблении убрал флакон.

— Кое-что вам поведаю, — сообщил представитель закона, будучи в прекрасном расположении духа. — С имуществом Уинстонов покончено. Даже тросточки не осталось. Они по уши в долгах!

— Сиры Уинстоны по уши в долгах? — едва не задохнулся Тим Бэнкс. — Женушка, послушай, что этот визгливый стервятник впаривает нам!

На этот призыв раздвинулась выцветшая занавеска, отделяющая парикмахерскую от кухни, и перед столом возникла высокая крепкая дама с руками борца и головой римского императора.

— Здравствуйте, дама Сьюзен, — уважительно поздоровался мистер Пилгрим, поскольку вид у миссис Бэнкс был впечатляющий, — я говорил…

— Можете больше ничего не говорить, Пилгрим, — низким голосом ответила дама, — в кухне слышно все, что говорится здесь, как и должно быть в доме, где у женщины есть право голоса, а это именно так, не правда ли, мой дорогой Тим?

— Конечно, дорогая малышка, — твердо ответил брадобрей.

— Доктор Уинстон — самый лучший человек в мире, — продолжила миссис Бэнкс, — жаль, что он так рано овдовел. Пятнадцать лет назад родился малыш Джеймс. Я была на крестинах мальца и до сих пор плачу горючими слезами, ибо, увы, уже тогда малыш был без матери. Мой славный и дорогой муж, присутствующий здесь, был почти вторым отцом для Джеймса, хотя Уинстоны люди зажиточные, а нам приходится вкалывать, чтобы заработать на хлеб насущный…