Светлый фон

 

Таганов писал очередное донесение в Ашхабад. После ликвидации банды Халты-шиха обстановка в Ташаузском оазисе несколько улучшилась. Чекистская бригада, действовавшая в Каракумах, разгромила ряд басмаческих отрядов. Сдались еще четыре шайки, промышлявшие грабежом на больших дорогах. Эшши-хан активных действий не проявлял. По непроверенным пока что данным, ханский сын, обескураженный холодным отношением к нему родовых вождей и крупных феодалов, скрывавшихся в Каракумах, ушел в Афганистан… Ашир этому не особенно верил — Эшши-хан, пронырливый и хитрый, мог появиться когда и где угодно, как это уже бывало. Но в Ильялинском районе, в его оазисах, пользуясь тем, что чекистская бригада ушла в рейд, в пески, активизировала свою деятельность банда Балта Батыра. К ней прибавились недобитые джунаидовские юзбаши, самые отчаянные, имевшие опыт бандитской борьбы с Советской властью. Банда росла, получая неведомыми путями оружие, боеприпасы, на ее счету уже было несколько дерзких налетов на аулы.

Напасть на след Балта Батыра никак не удавалось — слишком хитрым и матерым был зверь. Важно было обезглавить банду, которую Балта Батыр держал под страхом, в железных руках. После гибели курбаши такие банды обычно распадаются, перестают существовать. Но как изловить неуловимого Балта Батыра?

Таганов отложил ручку, задумался, зябко кутаясь в шинель, накинутую поверх халата из верблюжьей шерсти. За окном моросил зимний дождь, продолжительный в северных краях Туркмении; стекла жалобно дребезжали под напором упругого стылого ветра. Во дворе сердито заливался Аждар, приученный чекистами дежурить у коновязи. Пес Хемры пристал к джигитам тагановского отряда. Сильный и умный, как многие туркменские овчарки, он привязался к Аширу, которому волкодав чем-то напоминал Гаплана, собаку из далекого детства, ту самую, которую он босоногим мальчишкой стравливал в родном ауле на потеху джунаидовским нукерам.

«Чужой, однако, — так лает зло», — не успел подумать Таганов, как в дверь осторожно постучали.

Не вставая, крикнул:

— Войдите! Не заперто.

Дверь распахнулась, и на пороге показалась рослая крупная фигура мужчины. Рука Ашира невольно потянулась к кобуре, но, узнав в пришедшем Амир-балу, он поднялся ему навстречу.

— Ты, гляжу, отчаянный… Сидишь у окна, с незапертой дверью. — Дождинки-слезинки катились по глубоким продольным прорезям морщин, которых раньше Ашир у Амир-балы не замечал; высокие сапоги были заляпаны жирной глиной. Он потоптался на половике, решительно двинулся в угол, сдернул с плеча одиннадцатизарядный карабин, прислонил его к стене. Только теперь Таганов заметил, что за спиной Амир-балы стояла сухонькая старушка в платке, со следами глубокой скорби на лице.