— Это моя мать, — просто сказал Амир-бала. — Мы пришли поблагодарить — за мать. И просить прощения за мое самовольство. Если б я тогда не ушел, может, Хемра остался бы жив…
Амир-бала, потрясенный гибелью брата и его семьи, благодарный за спасение матери, не таил от Таганова ничего, словно стараясь одним махом избавиться от груза пережитого, передуманного. И Таганов понимал его, ибо, темные и забитые, жили эти люди во времени сложном и не каждый сразу, как он сам, безошибочно отыскивал свое место. «Ищи суть в человеке» — было его правилом, заповедью чекиста. И теперь она обнажилась в рассказе Амир-балы — классовая суть бедняка, честного в помыслах, смелого, но обманутого врагами человека.
— Я искуплю свою вину! — Амир-бала чистыми ясными глазами смотрел на Ашира. — Я тогда, в Каракумах, такой клятвы не давал… Не очень я верил себе. Вот увидишь, Ашир, я искуплю свою вину!
— Перед кем, Амир-бала?
— Перед… — Амир-бала запнулся, потому что ответить на этот вопрос сразу он просто не мог. — Перед, перед… — И он закрыл лицо руками.
В каком-то бешеном калейдоскопе проносились перед ним лица и события: сузившиеся от недоверия глаза Тойли, морщинистый лоб его отца и дрожащий от ненависти голос: «Уходи отсюда», разгромленная кибитка Хемры, глаза обезумевшей Бибихал, свежие могилы на аульном кладбище, слезы матери, зарево пожарищ над кочевьями, свист братоубийственных пуль в пустыне.
— Перед людьми! — ясно выговорил Амир-бала. — Не жить нам на одной земле с Балта Батыром, не дышать нам одним воздухом, не глядеть нам на одно солнце. Поверь моему слову, Ашир!..
Амир-бала вместе с матерью поселился в кибитке Хемры. Несчастная Бибихал так и не вернулась домой. Спустя много дней ее обугленный труп обнаружили на кладбище, рядом с могилами мужа и детей; бедняжка, не вынеся позора, обрушившихся на нее бед, наложила на себя руки, покончила жизнь самосожжением. Амир-бала, похоронив Бибихал рядом с Хемрой и детьми, вернулся к нелегкому дайханскому труду, вступил в аульный отряд самоохраны.
В короткие зимние дни не раз вступали дайхане в стычки с басмачами, и всегда впереди на своем иноходце скакал Амир-бала. Он искал встречи с Балта Батыром. Не на одном караван-сарае, не одному сарайману, не одному чайханщику Амир-бала говорил, что жаждет встречи с курбаши, жаждет отмщения, надеясь, что кто-нибудь да передаст это Балта Батыру.
…Вечерело. Амир-бала возился во дворе, поправляя покосившийся забор, латая прохудившиеся бока кибитки. Заглянул сосед, отец Тойли, спросил:
— В соседнем ауле род гокленов той устраивает. Поедешь? Будет наш любимый бахши, из Куня-Ургенча.