Вскоре после моего прибытия в Бокер мне удалось упросить садовника Уго передать послание одному из моих комиссионеров в Арле, куда он должен был отправиться за семенами редких растений. По возвращении он сказал мне, что не застал нужного человека. Он просто передал мой пакет своему знакомому, неграмотному огороднику, который время от времени бывал в принадлежащей комиссионеру рукодельне. Иными словами, у меня не было никакой уверенности, что мое послание дошло до адресата. На самом же деле его передали и довольно быстро. Наш агент тотчас известил Жана де Вилажа и Гильома де Вари о том, что я в Бокере. Им уже было известно, что я бежал из Пуатье, так как эта новость наделала в королевстве немало шума. Однако они понятия не имели, что стало со мной после побега, и очень беспокоились. Позднее до меня дошло, что, узнав о моем присутствии в Бокере, они долго не могли выработать решение. Гильом, в соответствии со своей натурой, был сторонником умеренности. Он полагал, что среди людей, охранявших город, должен быть человек, быть может, даже начальник охраны, который за определенную сумму сумеет закрыть глаза. В общем-то, подобной методы придерживался и Марк, но в данном случае надежда на успех была невелика, так как ни Гильом, ни кто-то другой не имели знакомств среди охраны. И как бы там ни было, такой подход не сулил скорых результатов.

А Жан, хоть заметно постарел и слегка обрюзг от богатства и праздности, все же сохранил юношескую любовь к стремительному натиску. Понимая, что я совсем рядом и от свободы меня отделяют лишь река и город, который он отлично знал, так как часто бывал там, он кипел от ярости. Для него не могло быть и речи о том, чтобы вести переговоры, торговаться и выжидать. Единственное, что было для него приемлемым, – это силовое решение. Гильом и некоторые другие с полным основанием возразили ему, что они всего лишь торговцы. Хоть у них и есть несколько вооруженных охранников для сопровождения обозов, но выставить целое войско – а только так и можно было справиться с бокерским гарнизоном – у них не было возможности. В итоге они пришли к компромиссу. Был принят вариант Жана, и они решились провести операцию, однако операцию, терпеливо и тщательно подготовленную с применением средств, за которые ратовал Гильом. Жан велел капитанам двух галей отрядить по дюжине человек для тайного похода.

Я понятия не имел об этих приготовлениях и за отсутствием вестей извне предпринял собственные меры для своей защиты. Мои преследователи осмелели: по ночному шуму я понял, что они намерены напасть на меня, пока я сплю. Аббат, радушно принявший меня, предоставил мне отдельную келью. Я попросил у него позволения перейти в общий дормиторий под тем предлогом, что ему наверняка понадобится моя комната для новых гостей. Полагая, что его резкие возражения доставят мне удовольствие, аббат решительно отказал мне. В результате я провел ночь в келье, где дверь не запиралась на задвижку и напасть на меня было проще простого. Для защиты я прибег к уловке: хоть места было совсем мало, на ночь я устроился на полу, под койкой, разложив на ней одеяло, чтобы создавалось впечатление, будто я там сплю. Садовник Уго к тому же снабдил меня инструментом, который мог послужить оружием. Это был свинцовый молоток, которым он вбивал колья. Назавтра же мне пришлось пустить его в ход. Среди ночи я пробудился оттого, что в келье кто-то был. Из-под лежанки я различил монашескую рясу. Кто-то потихоньку подбирался ко мне. Незваный гость явно поджидал напарника, чтобы поразить меня наверняка. Я не стал медлить и ударил молотком по его ногам. Раздался крик, и пришелец сбежал, подскакивая на одной ноге. Этот случай наделал много шуму. Назавтра об этом судачили все монахи. Я отметил, что один из моих преследователей исчез – явно отправился залечивать рану. Он появился лишь неделю спустя, все еще прихрамывая.