— Все еще витаешь в небесах, Гнат, вместе с радиоволнами? — улыбнулся Веденский, проходя мимо. — Приземляйся и не забудь взять новые анодные батареи для рации, чтобы там в эфире не ловить ворон.
— Не забуду, товарищ полковник! Не подведу!
— И я так думаю. Мы ведь с тобой оба политехники. Я закончил в девятьсот семнадцатом Петроградское политехническое училище.
— А я лишь два курса Харьковского политехнического института. Написал одну курсовую работу и ту не успел еще как следует обмозговать, — вздохнул Михалюта.
2
2
2Биплан Р-8 разбежался по полю и оторвался от земли.
Сквозь иллюминаторы полковник Веденский и старший сержант Михалюта смотрели на Шаблия, махавшего им рукой. Но вскоре аэродром и одинокая фигура полковника потонули в серой мороси.
— Уже ничего не видно. Только серая муть вокруг, — с тревогой произнес Михалюта.
— Такая погода нам на руку. Не встретимся с «мессершмиттами».
— «Юнкерсы», «хейнкели» и «мессеры» гнездятся на харьковском аэродроме. Что и требуется доказать!
— Докажем, если сработают мины, — улыбнулся Веденский. — Возьми вот, попробуй.
Гнат взял краснобокое яблоко, протянутое Веденским. Ему вспомнился сентябрь последнего мирного года, родное село под Золочевом. Тогда сады пахли спелыми яблоками, а степь — хлебом и солнцем.
Гнат откусил яблоко, и свежий, холодный сок увлажнил губы.
— Думай о чем-нибудь приятном, — посоветовал полковник, положив руку в шрамах на плечо Михалюте.
Гнат хотел спросить об этих шрамах, но не решился. Полковник, поняв его взгляд, сказал:
— С Карельского перешейка отметины.
— А нынешняя война какая у вас по счету?
— Шестая… Воевал в гражданскую. В тридцать седьмом с итало-немецкими фашистами и испанскими мятежниками. Потом в Центральной Азии и в Монголии воевали мы с японскими милитаристами. Это — в тридцать девятом. Потом освободительный поход на Западную Украину и в Белоруссию. Вскоре — война на Карельском перешейке…