— Пусть готовятся… А мы с тобой хорошо поработали. Ты понравился самому Мюллеру. Почему? Мне и до сих пор неясно. Ты же открыто рубил в глаза такое, за что сразу пулю в лоб или петлю на шею! Но Мюллер выслушал все, еще и нам нагоняй дал… Сейчас придем с комендантом, посмотрим ногу твоего инженера. Значит, самой царице руку целовал?..

— А ты можешь гордиться, что целуешь руку новому царю, его величеству генералу Власову!

— Черт с тобой! Говори, что хочешь, только поезжай в Берлин! — погрозил кулаком Сахаров.

В тот же день комендант, Сахаров и фельдшер осмотрели Колесу, Пустельникова и Кондратьева и согласились с Русановым, что их надо срочно отправить в госпиталь.

Александр сидел на нарах рядом с Павлом Адольфовичем.

— Вот мы и расстаемся, — прошептал он. — Врач постарается сделать все, чтобы в Лютцен вы больше не вернулись. Мне почему-то верится, что вы или сбежите, или дождетесь своих.

— А ты поезжай в Берлин, — сказал Колеса. — Там тоже борются люди с Гитлером.

— Останусь ли я здесь или поеду — все равно меня ждет петля или расстрел. И что хуже всего — муки. Муки, — вздохнул Русанов, положив руки на плечи Павла Адольфовича. — Не забудьте сказать нашим, что я не предатель, как написали обо мне немцы.

— Иди в их школу и разваливай ее!

— Не так это просто с моей натурой… Кажется, машина подъехала. Слышите шум во дворе?..

Колеса, Пустельников и Кондратьев стали прощаться с побратимами по несчастью.

— Скорей, скорей, пока начальство не передумало! — поторопил их кто-то из узников.

Павел Адольфович подал руку Русанову:

— Прощай, Саша. Ты сделал все, что мог, даже больше, чтобы вырвать нас троих отсюда.

— Пусть вам улыбнется судьба, — прошептал сквозь слезы Русанов.

Больного Кондратьева и раненых Колесу и Пустельникова вахтманы бросили в кузов, будто дрова. Туда же залезли двое солдат-конвоиров с автоматами.

Заработал мотор машины…

ПО ТУ СТОРОНУ ФРОНТА

ПО ТУ СТОРОНУ ФРОНТА