Впрочем, может, и не было всех этих сложностей – засекли его еще на подходе и заломали. А он и не сопротивлялся, что особо отмечалось полицией.

В тот же день был арестован хирург, который оперировал чернявого и который ранее, когда опрашивали ортинских докторов, заявлял: мол, знать ничего не знаю, ведать не ведаю. Нет, и знал, и ведал, и делал! Врача-вредителя помурыжили основательно и отпустили под залог до судебного разбирательства. Чем оно для него закончится, то вилами на воде писано, одно несомненно: с карьерой эскулапа ему можно попрощаться. И правильно: не надо так деньги любить! И не надо нарушать закон, себе дороже выйдет.

Вернемся, однако, к располосованному и прихваченному. Бугая привезли в полицейское управление на допрос. К сожалению, тот не смог состояться по причине вызванной ранением немоты задержанного. Ко всему прочему он не понимал по-португальски, по-испански, по– немецки и даже по-английски – только глаза таращил. Для полицейских это не стало такой уж неожиданностью, поскольку при себе «немой» имел паспорт, где черным по белому с водяными знаками была указана его гражданская принадлежность. Русский из России, страны медведей и матрешек.

Что отрадно, при невозможности произнести ни слова русский явно изъявлял готовность к сотрудничеству. Так, например, он радостно закурлыкал, когда ему предъявили его лечащего врача. Кстати, на хирурга-нарушителя полицию вывел таксист, отвозивший безгласного клиента в аэропорт, – он сказал, что заказ поступил из частной клиники доктора N. Ну, а определить, кто резал, шил и укрывал, труда не составило.

На этом первая порция бравурных полицейских реляций заканчивалась. Вторую следовало ожидать не ранее появления в комнате для допросов представителя российского дипломатического корпуса.

Пауза была довольно продолжительной. А когда «второе блюдо» подали, оно оказалось довольно пресным. И вовсе не потому, что полиция вдруг раздумала откровенничать, просто… Одно из двух: или задержанный был рядовым исполнителем, коих не посвящают в детали из-за общей умственной ограниченности, или его стремление к сотрудничеству было фикцией, началом длинной цепочки уверток и умолчаний, тем более что молчать ему было совсем не сложно.

– Тупица! – вынес я свой вердикт, когда мы с Мари (я заглядывал ей через плечо) добрались до этого момента.

– Stupide! – согласилась она по-французски. Тут ее прононс выдал, потому что по-английски это звучит схоже, но все же чуть иначе.

Суммируя то немного, что на этот раз сумели накопать журналисты с оглядкой на официальные релизы и «собственные источники в правоохранительных органах», следовало признать, что пресловутое лукошко Мари от этого почти не потяжелело.