Одним ударом каблука она раздавила адское насекомое, стремившееся теперь спрятаться под портьерой, и приникла губами к моим ранам, маленьким, но явственным, высасывая изо всех сил яд, уже струившийся по жилам.
Кажется, пеоны, привлеченные шумом и криком, пытались оторвать ее от кровати, на которой был распростерт мой полутруп. Должен заметить, что яд «черной вдовы» одинаково смертелен независимо от того, попадает ли он в кровь или в желудок. Но Мануэла, вцепившись руками в железные перекладины кровати, на которой я лежал, как вампир, высасывала яд из моей груди и сопротивлялась так отчаянно, что пеонам пришлось в конце концов оставить ее.
Комната сразу наполнилась взволнованными людьми: кричали, звали доктора, призывали Мадонну, побежали искать падре, женщины плакали, мужчины проклинали… Словом, ты можешь себе представить…
Марсель замолчал. Воспоминания взволновали и разгорячили его, потому что он налил себе еще стакан коньяку. Я с трудом смотрел на него, потому что он стал еще отвратительнее. Черное пятно, не замеченное мною раньше, теперь совершенно ясно выступало на его левой щеке, около уха.
Волнение этих мексиканских слуг, собравшихся около него в комнате гациенды, продолжало забавлять его. Он рассмеялся, и гримаса смеха напоминала смеющийся череп.
— Итак, дорогой, — продолжал он, — я заканчиваю свою историю. Я очнулся вечером, чувствуя, что могу приоткрыть глаза и что я все-таки не умер. Разжав мне зубы, они влили в меня столько «агуардиенте»[35], что моя грудь горела, как в огне. Так как я был парализован, то пролежал неподвижно несколько дней. Мне, конечно, дали бы умереть, если бы не вмешались директора завода, которые, боясь, что из-за смерти француза могут возникнуть какие-либо неприятности, не приложили всех усилий, чтобы меня спасти.
Меня перевезли в госпиталь. Там я пробыл два месяца и вышел оттуда живым, но смердящим скелетом. Окончательно уничтожить в организме следы яда «черной вдовы» так и не удалось. Он каким-то образом действует на кровь, разлагая ее, — приблизительно то же, что происходит в трупах во время гниения. Очень мило, не правда ли? Поэтому ты должен извинить, что я, навязывая тебе свое общество, заставил тебя пробыть со мной столько времени в отравленной атмосфере.
Я должен сам вести свое хозяйство, потому что не хочу держать ни одного слуги. В отелях через несколько дней передо мной вежливо извиняются и заявляют, что «ваша комната была заказана уже заранее», и, к их сожалению, отель совершенно полон и нет другой…
Я сейчас пария — хотя осталось, правда, уже не слишком долго. Может быть, несколько месяцев. Ты удивляешься, почему я столько пью? Это единственное, благодаря чему я еще могу кое-как жить и что вытесняет хоть немного запах «черной вдовы».