В письменном столе Гиринга к этому времени лежал протокол допроса Викто́ра. Он называл фамилии штабных офицеров. Вот это и следовало проверить.

— И среди них был генерал фон Штумп? — спросил Гиринг.

Фамилия немецкого генерала служила для Грамма как бы меченым атомом — Викто́р дает показания, как условились на последней встрече с Дюрером…

— Ну, если вам известно о генерале Штумпе, я должен это подтвердить… Именно Штумп и настаивал, что надо заключить мир с Западом, покончить с Россией. С фюрером или без него.

— Генерал Штумп произнес именно эту фразу?

— Да… Так говорил не один он. — Питер назвал еще несколько фамилий. Он знал, что здесь, в застенках гестапо, выносит сейчас смертный приговор своим врагам!

Гиринг записал фамилии.

— Скажите, — спросил он, — вы могли бы подтвердить показания на очной ставке с другими арестованными по этому делу?

— Если уж я сказал вам об этом, зачем же мне отказываться от своих слов…

Гиринг свел двух арестованных на очную ставку. Их показания сходились. Викто́р выглядел осунувшимся и усталым. Он постарел за эти две недели. Но угасшие его глаза загорелись, когда он услышал подтверждающие слова Грамма. Их договор оставался в силе!.. Если боец падает в пропасть, он должен потянуть за собой возможно больше врагов… Так говорил Дюрер.

Когда уполномоченный гестапо при штабе оккупационных войск штандартенфюрер Крозиг узнал о показаниях арестованных, он в ярости воскликнул: «Ну, теперь я собственными руками буду рубить головы врагам фюрера!»

Через некоторое время, уже после ареста подпольщиков, произошло событие, огорчившее гестаповцев-контрразведчиков. Сбежал радист, согласившийся работать на гестапо. «Профессор», как его называли в подполье. Он много недель послушно выполнял указания, под диктовку передавал в Центр информацию, составленную в абвере. И вот — дерзкий побег.

Радиста к началу сеанса обычно отводили в ту же квартиру, где он когда-то работал. Его сопровождал эсэсовец, вооруженный автоматом, и радиоспециалист из функ-абвера, наблюдавший за передачами. Так продолжалось из недели в неделю. К безотказному послушанию «Профессора» вскоре привыкли. Он выглядел человеком сломленным, но радист в первой же передаче под диктовку абвера сумел подать сигнал тревоги и не оставлял мысли о побеге. «Профессор» обратил внимание на одну деталь: когда его вводили в комнату, сопровождающий сам отпирал дверь, оставляя ключи в замке с наружной стороны. Последним в комнату заходил охранник. Он подпирал дверь стулом и усаживался, придерживая автомат на коленях. «Профессор» настраивал передатчик, начинал радиосеанс. Часовому надоедало сидеть на стуле, он время от времени вставал, подходил к окну, разминая ноги, затем снова возвращался к двери. Иногда задерживался у окна, со скучающим видом разглядывал улицу.