— А теперь, — сказал Гиммлер, — запрячьте их в самое глубокое подземелье. Закуйте в цепи! Следите за ними — они нужны нам живыми… И чтобы никто не знал, что они в наших руках…

Начальник гестапо Мюллер реагировал на сообщение несколько иначе: после звонка решил лететь в Голландию. Мюллер предупредил криминального советника: допрос арестованных без него не начинать.

Хитроумная игра с русскими близилась к своему завершению. Теперь все зависело от того, как поведут себя арестованные. План зрел давно: успехи советской разведки надо превратить в ее проигрыш, обернуть стратегической победой рейха.

— Кукушка подкладывает яйца в чужие гнезда, — говорил Гитлеру Гиммлер, потирая свои маленькие ручки. — Мы подложим кукушкины яйца в гнезда Москвы, Лондона, Вашингтона… Пусть они сами выведут наших птенцов!.. Радист уже согласился работать на нас, мои люди убедили его передавать донесения в Москву под нашу диктовку…

Гиммлер говорил о «Профессоре», упорство которого сломили трехнедельные пытки на Принц-Альбрехтштрассе. Победа над радистом подкрепляла уверенность рейхсфюрера: человек, превращенный в семьдесят килограммов кровоточащего мяса, уже не человек, у него не может быть воли к сопротивлению…

— Теперь надо разжигать разногласия среди противников, вбивать между ними клинья, вызывать у них взаимное недоверие, — добавил Гиммлер.

Рейхсфюрер считал, что наилучший способ вселить недоверие — использовать донесения самих агентов противника. Конечно, никто не должен знать, что подпольщики — в руках гестапо. «Пианисты», как прежде, станут посылать свою информацию, но под диктовку абвера. В Москву пойдут сообщения, разумеется, от подставных лиц…

Все планы задуманной игры принадлежали Вальтеру фон Шелленбергу, но Гиммлер выдавал их за свои.

Смысл игры заключался в том, чтобы вынудить противников начать переговоры о сепаратном мире с Германией, причем каждый из союзников должен делать это самостоятельно.

И еще одно — проникнуть в руководство Сопротивления, обезглавить и уничтожить его. Успех и того и другого зависел от одного условия: русские не должны знать, что их подпольная сеть разгромлена.

Одною не могли предвидеть гестаповцы — радист «Профессор», согласившись под пытками продолжать передачи в Москву, в первый же сеанс дал сигнал о своем провале, что значило — его информация передается под диктовку противника…

Но Питер Грамм об этом ничего не знал. Ни о планах противника, ни о том, что произошло с радистом, захваченным командой Гиринга.

Питера привезли в тюрьму, обыскали, прощупали по сантиметру его одежду — искали ампулы с ядом, чтобы предупредить самоубийство. При арестованном ничего не нашли — ни яда, ни оружия. Вел он себя спокойно, и это настораживало Гиринга. Но под невозмутимым спокойствием в душе Грамма таилась тревога. Что делать? Питер не мог понять одного — почему гестаповцы вели себя так осторожно? Он перебирал в мыслях события последних недель и все больше убеждался: это неспроста. Викто́р рассказывал, что перед арестом его сестры подосланные к ней подозрительные субъекты убеждали Анну познакомить их с коммерсантами… А эта история с техническими алмазами!.. Почему и сейчас так сдержанно ведут себя гестаповцы, тот же Гиринг, когда подпольщики уже в его руках? Даже на допросе в тюрьме Гиринг предложил ему кофе с коньяком, пытаясь вызвать на доверительные разговоры о каких-то сущих пустяках. Пока он ни словом не обмолвился о деле… Что бы это могло значить?.. Что они затевают? Несомненно, команде Гиринга удалось захватить многих подпольщиков, но об этом не говорят. В Берлине аресты начались две недели назад. Почему? Питера продолжали терзать эти неотвязные мысли.