Со времен в юности он знал – несмотря на то, что Воблеи – добротное оружие, в Россию они попадали лишь в качестве частных приобретений и почему-то почти всегда оказывались заюзанными до последней степени, так что замок рамы обычно люфтил, запорный механизм был разболтан и не держал газы. При выстреле такие револьверы опасны не столько для противника, сколько для глаз хозяина. Стрелять из них – безумие.

К тому же Клим знал – из десятка столетних патронов к Веблею стреляли один – два, а половина выстреливших, даже с близкого расстояния, не могли пробить нетолстую доску.

Несмотря на то, что револьвер выглядел грозно, он мог считаться оружием только в глазах застарелых мазохистов.

Это было разводилово.

Странное и опасное разводилово. Климентию показалось, что его заставляют взять в руки злобную, ядовитую змею и внимательно следят за тем, укусит ли она его, и как он сам поведет себя в этой ситуации.

Глядя на пугач, лежащий на столе, он ни на секунду не забывал о том, что алкаш Валера, который продал ему это чертово распятие, был застрелен из самого современного Глока, способного садить короткими очередями. Сегодня люди, владевшие этим Глоком, и без раздумий пускавшие его в дело, стояли у него за спиной.

Однако, в отличие от него, Салазар, судя по неподдельно серьезным взглядам, которые периодически бросал на этот прадедушкин агрегат, относился к нему с почтением и даже опаской, не отдавая отчета ни в его свойствах, ни роли в сегодняшнем представлении.

– Так так, – подумал Климентий, – похоже, в этом цирке я не последний болванчик. Есть и другие.

Переведя взгляд на охранника он, как ему показалось, уловил в его глазах едва заметное ехидство. Тот сразу же погасил его, поняв, однако, что Климентий заметил и начал просекать ситуацию. Он скривился, словно извиняясь за допущенный промах, в тоже время, отдавая Климентию респект за проницательность.

Это была маленькая победа. По опыту Клим знал – зачастую от таких мелочей зависит жизнь, когда два малознакомых, но опасных партнера впервые устанавливают взаимный статус, определяющий принципы их дальнейших отношений.

– Не гони пургу, идальго! – суровая школа, пройденная в младые годы, давала плоды. Поддавшись импульсу, Михалыч уверенно взял распятие в руки.

– Платереско, эрререско. Пираты недоделанные.

Тон Клима стал насмешливым. Почти не глядя, он нащупал тайную кнопку. Щелкнула пружина, освободив бархатистый мешочек. Игральные кости глухо цокнули по столу, покатились и остановились, открыв две шестерки. Он небрежно отбросил распятие на сидение неподалеку стоявшего дивана. Никто из присутствующих не обратил на это ни малейшего внимания.