Когда ему было годика три, дед и бабка, разодетые праздничные рубахи водили его на холм, чтобы «познакомить» Мокушку (как звали в селе идолище), с очередным отпрыском своего рода. Это было одно из первых воспоминаний его детства.

Омыв камень водой, из неблизкого, лесного родника, куда дед ходил еще до рассвета, он разложил перед истуканом нехитрые деревенские подношения – магазинные конфеты, печенье, деревенские яички и огурчики. В те времена такие конфеты были редким угощением. Их нужно было доставать через знакомых в райцентре. Удавалось это нечасто. Климке давали их по одной, по воскресениям, не каждую неделю. До сих пор он помнил, с какой жадностью смотрел на разложенное богатство, которое, однако, ему не предназначалось.

Одно из яиц торжественно разбили, обмазав им лицо кумира. Аккуратно собрав слизь, заранее освященной в церкви тряпочкой, помазали его голову. В таком виде он ходил до вечера.

Это было посвящение. Особого смысла оно, конечно, не имело, но старожилы крепко блюли обычай. Даже в те времена, когда каменная баба была схоронена, обряд проводили на валунах, в былые годы лежавших в основании, не давая статуе кренится. Если же молодежь смеялась над старческими причудами, они только кряхтели, прикрывая лицо рукой.

Эта баба вечно служила источником раздора и треволнений. Когда-то давно, ее невзлюбили попы из храма стоящего на пригорке в большом селе напротив. Они уговаривали прихожан разбить идолище. Однако, местные стояли на страже и не давали его в обиду. Во времена совдепии, другие богоборцы, пригнав на холм первый трактор – Фодзон, появившийся в округе, свалили истукана, сбросив его в овраг. Они долбили его ломами, били кувалдами, стреляли из наганов и ружей, пытаясь разбить на куски. Развернув знамена и самодельные лозунги, горластые безбожники отправились домой, грозя вернуться с динамитом и довершить начатое. Деревенские дожидаться не стали, спрятав идола в известном только им месте.

Когда коммунисты сгинули в небытие, идола откопали и водрузили туда, где он когда-то стоял. Однако началась перестройка, а с нею пришли другие напасти. Один из разбогатевших нуворишей построивший особняк в соседнем районе, пригнал автокран, выдернул бабу из земли и увез к себе в качестве декора для альпийской горки. Ни милиция, ни сельсовет связываться с ним не решились. Как не просил народ вернуть божка на место, он тот только смеялся. До тех пор пока его не спалили, накрепко подперев двери железной арматурой. Сгорели его родители, жена, собака… Местный народ был бесправен, забит и жесток. Ничего другого ему не оставалось; он мог позволить себе только два удовольствия – пить самогон, да любить своих божков. Но, то и другое он любил крепко.