Василий Васильевич, поймав себя на том, что чуть ли не оправдывается перед мальчишкой, рассердился на Сергеева еще больше. За глаза, наверно, стариком называет, считает, что давно на пенсию пора. Думает, ему пора отделом командовать, он бы развернулся. В этот момент Василий Васильевич абсолютно забыл, как в тридцать третьем году в Харькове он со своими сверстниками называл «стариком» тридцатипятилетнего начальника. Они были убеждены, что «старик» перестраховывается, сковывает инициативу молодых.

— Ерунда! — Борис возмущенно выпятил полные губы. — Чехам мы проиграли абсолютно по делу. Вы верите газетным отчетам? — Он смотрел на Сергеева с таким искренним изумлением, что последний несколько застеснялся. — На двадцать восьмой секунде Борька Майоров открыл счет, но первый период мы проиграли начисто. На четырнадцатой минуте Шевчик сравнял счет, затем мы были в меньшинстве, и Хейма забросил вторую шайбу. Коноваленко пропустил еще одну. Подарок молодым кухаркам к Восьмому марта.

Сергеев не мог сдержать улыбку. Борис Нечаев был полной противоположностью Николаю Звереву. На лице Бориса можно прочитать все. Он не подбирал слов, сыпал ими, оглушал, сминал собеседника. Впрочем, слово «собеседник» вряд ли здесь применимо. Борис любого говоруна мгновенно превращал в слушателя. Но, конечно, самым восхищенным и внимательным слушателем был он сам. Он слушал себя восторженно, круглые черные глаза сверкали, полные яркие губы извергали потоки фактических данных, цифр, сравнений.

Когда Сергеев позвонил Борису и, сказав, что телефон получил у Зверева, спросил разрешения зайти, то услышал: «Давай, давай, я тебя помню, ты у Левки мало пил и бужениной закусывал. Конечно, заходи, какой разговор? Подожди, у тебя пропуска в театр нет? Понимаешь, одному человеку обещал, а у Левки не допросишься. Он дождется, я Николаю пожалуюсь». Сергеев так и не успел ответить, что пропуска у него нет и что к театру он никакого отношения не имеет.

Борис встретил Сергеева голый по пояс, в рваных тренировочных брюках и тапочках на босу ногу. На его полных щеках красовалась черная густая щетина, казалось, если по ней провести ладонью, раздастся раздирающий душу скрежет.

— Разувайся, — безапелляционно заявил он, ногой подталкивая Сергееву шлепанцы, — пока живу не на вилле у Николая и полы натираю сам.

В прихожую вышла девочка лет семи и с любопытством уставилась на гостя.

— Боря, кто к тебе пришел? — спросила она, будто Сергеев здесь не присутствовал.

— Сестра, убери ребенка! Наташка, мечи на стол! — Борис повесил плащ Сергеева, снял с вешалки попавшуюся под руки кофту, надел ее, поддернул спадающие брюки и подтолкнул гостя в комнату. — Идем скорее. — Он захлопнул дверь, взял стоящую на столе глиняную кружку и сделал солидный глоток. — Хочешь молока? Можайское. Нет? Жена сейчас соберет перекусить. — Борис взглянул на часы и стал настраивать транзистор.