Неприятный запах застарелой тухлятины и общее ощущение, что находишься глубоко под землёй, сильно портят настроение. Мои спутники молчат, видимо, чувствуют что-то подобное.

Первую дверь, попавшуюся нам на глаза, украшает табличка "Спецсвязь".

Внутри, на крепком, зеленого цвета столе, лежит карта. Ещё несколько развешаны по стенам. Я прошу Гришу сфотографировать их, а сам поднимаю трубку мощного военного телефона, слушаю несколько секунд, жму на кнопку сброса, но не слышу ничего, кроме шуршания ног и собственного дыхания.

– Связь, конечно, не работает, – сообщаю я, и Олег только коротко кивает, увлеченный чтением какого-то документа.

– Что-то интересное? – спрашиваю я, и он отрицательно мотает головой.

– Так, залип немного. Отчеты о завозе провизии на склад. Кстати, – Олег трёт себя в районе желудка, – уже давно пора подкрепиться. Предлагаю нанести визит в местную продуктовую лавку.

Наконец Гриша говорит "Готово!", прячет в рюкзак телефон с фотокамерой, и мы продолжаем движение по тёмному коридору.

Открыв дверь в "Санитарный блок", Олег быстро закрывает её обратно, а потом, отойдя на пару шагов сгибается, словно его сейчас вырвет. Не понимая, что происходит, я делаю шаг в его сторону, и в нос бьет жуткий запах. Он такой сильный, что я буквально ощущаю на языке вкус гнилого мяса. Это похоже на запах целой тысячи сбитых собак, полувысохших на солнце у дороги.

Я снимаю футболку и, свернув ее в несколько слоёв, обвязываю нос. Легким жестом подвигаю все ещё не пришедшего в себя друга в сторонку и захожу внутрь.

Сам не понимаю, откуда у меня столько смелости. Я иду между длинных рядов узких лазаретных кроватей. Фонарным лучом выхватываю из темноты иссохшиеся трупы. Вдруг в помещении становится светлее и, обернувшись, я вижу Гришу, который последовал моему примеру и, обмотав лицо майкой, пришёл мне на помощь.

– Не понимаю, что тут случилось, – делюсь я мыслями, – если все они заболели, то почему лежат целые? Где обжоры?

Гриша ничего не отвечает, и мы продолжаем осматривать все вокруг. Возле некоторых кроватей я нахожу шприцы. Иногда больничное белье измазано засохшей кровью.

Кажется, я начинаю видеть кое-какую логику и делюсь наблюдением с напарником:

– Смотри! Если на кровати или возле неё шприц – труп лежит чистый, аккуратный. Если же шприца нет, то простыня запачкана кровью, и поза всегда неестественная.

Будто одни засыпали, а другие – мучались.

– Может быть, – подключается к аналитике Гриша, – одних умертвили с помощью инъекции, а других попросту зарезали? Возможно, изначально всех хотели отравить, но яд закончился. И тогда в дело пошёл скальпель!