Светлый фон

За окном уже светало... Начинался день Шутов.

* * *

Рим охватило безумие Марди-Гра! По Вечному Городу бесновались шуты и трубадуры, барды распевали непристойности, степенные матроны флиртовали с ненавистными еще вчера соседями, негоцианты транжирили, святоши заигрывали с мужеложцами, и всем было наплевать на вездесущих церковных шпионов, смотрящих, слушающих и запоминающих, дабы, лишь праздник закончится, всё донести своим патронам...

В Латеране также царило безумие. Пропал понтифик! Секретарь, хитрый дурак из местечка с глупым названием Мазарини, и швед-солдафон не могли дать никакого вразумительного объяснения. К полудню было решено созвать курию... Возвращения Папы, еще никогда не покидавшего СВОЙ Латеранский Собор, ибо он считал, что сам его создал, так вот, тайно, не только не хотели. К нему даже были готовы. Потому что каждый кардинал хотел стать понтификом. И фракции определились уже в полдень.

В полдень, щурясь от яркого света, к площади перед Латеранским Собором вышел старик в обтягивающем дряблые телеса трико арлекина, с крепко нахлобученным по самые уши шутовским колпаком на голове. Его высадили из паланкина четверо носильщиков – двое невысоких, похожих друг на друга, несли носилки сзади. Спереди шли – великан и другой, тоже высокий, но гораздо меньше в плечах. Оставили носилки там же и ушли, исчезли, словно растворились в гуляющей шумной толпе, всё внимание которой обратилось на старика. Кому интересны носильщики, когда появляется такой вот старый шут, который наверняка может выдать что-то особое, до чего нынешним скоморохам еще расти и расти?!

И, в самом деле, старик, перестав щуриться, вдруг возопил:

– Я – Папа Римский! Ваш понтифик! Преклоните колени, грешные нечестивцы!

Старик говорил на таком чистом латинском и так похоже изображал понтифика, что толпа засмеялась. Смеялись не зло, ободряюще, и старый шут, казалось, вдохновленный поддержкой зрителя, очень похоже изобразил Папу-Во-Гневе!

– Я ПРОКЛИНАЮ ВАС! – кричал старик, а толпа смеялась, довольная тем, как этот скоморох изображает Папу. И, взаправду ведь, похоже, синьоры, не правда ли?..

AD LIBITUM – ПИСЬМА ДОМОЙ

AD LIBITUM – ПИСЬМА ДОМОЙ

«Отец, я не вернусь. Но к тебе возвращается тот, кто должен быть рядом с тобой. Мой старший брат. Он едет к тебе с женой, принявшей учение Расуль-Аллаха, да славится имя Его... Пусть она и мой брат воспитывают моего сына, как своего. Как и ты... И пусть сын мой, когда он родится, будет обрезан согласно Сунне Пророка, однако принимать крещение или нет, пусть решит сам, по исполнении ему четырнадцати лет. Мой старший брат обладает знаниями о том, что готовит Рим. Это поможет Альгамбре, и вы выстоите... или хотя бы выживете... Это важнее всего, отец, ибо нет ничего важнее Жизни... Но мой джихад еще не окончен. Пророк, Мир Ему, сказал, что джихад следует начинать с самого себя. Я – христианин, последователь учения Пророка Исы, Мир Ему, и для меня Бог есть Любовь, воплощенная в Нем. Но, найдя любовь в твоем доме, я не нашел ее в себе, исполнив то, что был должен. Этот мир полон смерти, и я хочу уйти от него, но не думай, прошу тебя, что я собираюсь лишить себя жизни. Грех самоубийства для меня еще более страшен, нежели грех смертоубийства. Я буду жить вдали от мира... там, где был рожден... Нет Церкви, которой я доверил бы постричь меня в монахи, но свое служение Богу я начну с попытки познать себя... с попытки осознать всё, что с нами происходило за все эти годы. Потому что я чувствую страшное будущее – эхли-Китаб будут сражаться между собой, проливать кровь друг друга, и всё это – потому что мы были варварами сейчас... наши потомки будут расплачиваться за наши грехи и ошибки столетиями, и я не знаю, как это остановить... Возможно, для этого нужно лишь Слово... И нужен тот, кто однажды скажет «Л’а» – «Нет»! Я же сейчас говорю нет самому себе, своему желанию вернуться и забыть... Я должен всё вспомнить... и попытаться сделать так, чтобы помнили и другие. Прости меня, отец! И прощай! Я люблю тебя!»