Она, между тем, находилась поблизости от Иерусалима, ожидая, когда закончится противостояние горожан и Понтия Пилата и с удовольствием слушала бесчисленные истории о жизни царей, которые рассказывал её астролог Латуш.

Когда римский легион покинул Иерусалим, Иродиада, в окружении своих придворных, лёжа в закрытых носилках на мягких подушках, направилась в город. Латуш, сидя рядом с нею, откинул занавеску и внимательно стал осматривать мощные оборонительные стены Иерусалима, что одна за другой прикрывали город с северной стороны. С прочих сторон из-за отвесных горных скал город был неприступен. Стены, как внешняя первая, так и вторая – древняя– были сложены из огромных каменных блоков, которые прилегали настолько плотно друг к другу, что их места соединений даже вблизи было едва заметно. И всякому путнику, входившему в город, стены казались высокими скалами, в которых через равные промежутки расстояния были встроены крепостные башни. Каждая из них не уступала размерами замку Антония и могла вместить в себя огромный многотысячный гарнизон защитников. Эти монументальны стены и башни поражали всех своей высотой и шириной, убеждая всякого человека в своей неприступности. Они были чудом света.

Взгляд египтянина скользнул в левую сторону от ворот, в которые уже вступила колонна спутников Иродиады и остановился на замке Антония, рассеянно улыбаясь, Латуш тихо сказал:

– Вот где римляне ворвутся в город под руководством Цезаря Тита Флавия…Но почему я это вижу?

Он откинулся на подушку, закрыв глаза, а его сознание, раскручиваясь в глубинах памяти, пролетев над многими событиями, стремительно открывало картины осады Иерусалима в год его гибели и в четвёртый год римско-иудейской войны, наиболее жестокой и трудной для Рима… Вдруг астролог встрепенулся и, выглянув из-за навески на улицу, смеясь, схватил кого-то за руку и заставил войти в носилки.

Это произошло так быстро, что когда Иродиада подняла взгляд на незнакомца, то он уже сидел перед ней и зачарованно любовался ею. Это был Иуда.

И они оба, ничуть не удивлённые этой внезапной встречей, стали безотрывно глядеть в глаза друг друга, насыщая и утоляя голод долгой мечты: хотя бы на мгновенье увидеть потерянного любовника. Медленно тянулось время, а они не могли насладить свои глаза, ни о чём не думая, ничего не слыша, подчиняясь только зову Природы, испытывая блаженство и счастье от того, что тот, о ком только что думалось, сидел рядом. Но вот когда они утолили жажду созерцания облика другого, их руки стали осторожно касаться одежды друг друга, увеличивая в душе каждого из них чувство блаженства. У любовников пресекалось дыхание. Взволнованные, потрясённые внезапной встречей Иродиада и Иуда прижимали к своим губам и целовали одежду, как часть любимого человека. А едва их руки встретились, Иродиада ощущая, как прохладный ручеёк наслаждения заструился у неё в груди и скользнул вниз – к животу, вызывая в нём трепетную дрожь, наполняя всё тело чувственным желанием. Она опустилась на колени, перехватила руки Иуды и покрыла их поцелуями. И, страшась его ласки в присутствии Латуша, Иродиада начала тихо повторять, как заклинание, нежным, чувственным голосом: