Каиафа узнал в центурионе иудея. И хотя никогда не видел его раньше, но понял, что перед ним находился дезертир претория Иуда. Только такой человек мог совершить безумный поступок в городе, полном римских солдат.
Каиафа отступил назад и сделал знак страже: стоять на месте. Мысль, что Иуда выполнял волю прокуратора, удержала его от желания схватить дерзкого ученика Иешуа. Когда трое всадников умчались в ближайшую улицу, Каиафу охватило предчувствие, что он завтра мог потерять сан первосвященника. Он застонал. Его глаза увлажнились слезами отчаяния, но уже через несколько секунд владыка, придя в себя, обернулся к страже, чтобы послать её в след беглецам, и заметил стоявшего рядом египтянина.
– Позволь мне, владыка, выполнить твою волю.
– Неужели ты сможешь удержать этих проклятых учеников Иешуа?
– Да, только дай мне хорошую цену за голову учителя, и он завтра будет распят римлянами.
– Сколько ты возьмёшь за него?
– Дай мне, Каиафа, тридцать серебряных шекелей, чтобы сбылось речение вашего Писания.
Как ни был взволнован первосвященник, но он вспыхнул яростью от насмешки астролога и поднял, было, посох, но Анна бросился ему на грудь, надсадно зашептал:
– Останови руки. И дай ему, как сказано в Писании – тридцать серебряников, иначе мы ответим перед Пилатом.
– Да у меня нет таких маленьких денег.
И Каифа вырвал из пояса золотые монеты, и хотел бросить их под ноги волшебника, но тот сделал протестующий жест руками.
– Нет – нет, Каиафа, только серебро.
– Глупый ты человек. Вот эта золотая монета заменит сотню серебряных шекелей.
На это Латуш отрицательно качнул головой и, щуря глаза в улыбке, повернулся боком к взъерошенным священникам, давая понять, что уходил.
Анна торопливо шепнул своему племяннику, который в это время в досаде, что принужден был стоять рядом с язычником, да ещё волшебником, который смеялся ему в лицо, дрыгал весьма опасно ногой и плевался:
– Дай ему, что просит, и пускай он своими чарами погубит Иешуа, а деньги возьми у стражников.
Когда Каиафа отсчитал тридцать монет и уже готов был бросить их под ноги астрологу, но тот быстро шагнул к первосвященнику, ловко забрал деньги из его руки и, сжимая их в кулаке, медленно проговорил:
– Это плата по Писанию за кровь человека, невинного. Сегодня тебе скажут, владыка: он схвачен, а завтра – распят.
И ушёл к чернокожему слуге, вскочил на коня.
Уже ночью, когда римский легион заканчивал окружение Масляничной горы, к прокуратору прискакал вызванный из крепости Панфера.