– А ну выходи, паскуда! Кому было сказано – неделю не подходим! И слово варнацкое друг другу дадено, забыл? Где лопата?

– А сама-то что приперлась? – огрызнулся Черношей. – И без лопаты я пришел, не бери на испуг! Просто поглядеть… Разговоры-то в посту слыхала?

– Слыхала. Мало ли что говорят. – Сонька обошла вокруг места, где был закопан ящик. Подсунула под пласт дерна руку, пощупала: ящик был на месте. Поправила дерн. – Пошли, пошли, пока кто-нибудь не увидел. Иди вперед, я чуть погодя!

Еще на крыльце Шуркиной избы Сонька услыхала мужские голоса. Обмерла, застыла на месте: неужто так быстро дознались? Однако нерешительность Соньке была не свойственна: пошаркав на крылечке обувью, зашла в избу как ни в чем не бывало. В ее комнате были гости: Шурка и двое надзирателей. Один рылся в постели Соньки, второй с любопытством рассматривал граммофон. Увидев Соньку, Шурка в голос закричала:

– Вот, Софья Ивановна, что деется-то! Пришли, шарют, про тебя спрашивают! Я им говорю: на проверке она! А они не уходят!

– Мадам Блювштейн? – шаривший в постели обернулся: – Жалоба на вас поступила, мадам! Соседи недовольны, что в избе полночи граммофон орал, кричали тут, песни пели…

Сонька улыбнулась: про песни вертухай напрасно сказал, никто вчера тут песен не пел.

Смело прошла к столу, поинтересовалась ехидно:

– А в постели у меня кого искал? Уж не Богданова ли?

Старший надзиратель крякнул, ногой подгреб табурет, сел напротив:

– Что за гости тут вчера были, мадам? Имена, клички?

– А вам-то что за дело, господин начальник?

– Что за дело, говоришь? Агафонов, обыщи-ка ее!

– Давно баб не щупали, господин начальник? – Сонька порадовалась про себя, что еще за околицей, завернув в тряпицу, спрятала револьвер Никитина. Она рванула на себе кофточку, под которой сверкнуло кружевное белье. – Ну, пощупай! А то милого моего в камере заперли, и пощупать некому!

Старший надзиратель чуть смутился, но быстро нашелся:

– Почему не по уставу одета, Блювштейн? Почему вместо халата статская одежда, белье? Кто дозволил?

– На проверки по уставу хожу. А так никому не должно быть дела до моего белья! Привыкшая я к нему. Что, в карцер за это посадишь, начальник? Не положено за это в карцер, я законы знаю!

Вертухай побагровел от Сонькиной наглости, стукнул кулаком по столу:

– Тут один закон – я! Как скажу, так и будет! И в карцер с «браслетами» загремишь, коли захочу!

– Ну, захоти!