– Ну, был… Так там же тоже все копеечное! А майданил он… сколь же? При мне в камеру зашел, раньше меня на волю выскочил… Лет семь-восемь, выходит! А «сламу»-то! Ну, вот: все достал, по-моему! Сонька, делиться сразу будем! Уйдем чичас отсель в тайгу и поделим! Тебе, как наводчице, одну треть выделю! – непререкаемо заявил Червонец.

У Соньки были свои соображения на сей счет, однако она спорить не стала: очень уж тяжелые мешки получились. Одной не выволочь…

Червонец вылез из подполья, отряхнул руки, покосился на кладовку, в которой было пока тихо.

– А с этими что? Они ведь наверняка слышали, как Лейба тебя называл…

– Скидывай одежду! Всю! – вместо ответа скомандовала она, сдирая с себя армяк и штаны. – Всё в кровишши! Я у крыльца мешок оставила – там чистое… – Она собрала окровавленную одежду, комком кинула под дверь кладовки, щедро полила керосином из найденной баклажки. – Нож давай!

Отрезала от свечи малюсенький кусочек, меньше трети вершка. Запалила, осторожно поставила огарок на прокеросиненную одежду.

– Минут через 15 полыхнет! – шепнула она. – Пошли отсель!

Вышли, сгибаясь под тяжестью мешков, через дверь, еле справившись со множеством замков и запоров. Оделись в чистое – и растворились в ночной тьме.

Отошли от поста с версту, в густом подлеске нашли заранее припрятанные лопаты.

– Дернину сначала сыми! – продолжала руководить Сонька. Проворно расстелила большую тряпку. – Землю не раскидывай, сюда сыпь!

Митька Червонец хмыкнул, уселся на мешок побольше, свернул самокрутку, закурил.

– Чего расселся? – накинулась на него Сонька. – Светать скоро будет, а нам еще «слам» считать, яму копать, в пост возвращаться.

– Не ори! Раскомандовалась тут! – с неожиданной злобой отозвался Червонец. – Я в другом месте свою долю «ныкать» буду! Перекурю вот и пойду! Считать не будем – я себе побольше мешок возьму, и все! А ты – хошь копай, хошь глотай, мне едино!

– Мы не так договаривались! – Сонька пнула свой мешок. – Значит, мне одну треть выделяешь?

– Может, тут и поболе будет. Я так, на глазок!

– На глазок? Хороший у тебя глазок, Митенька! В свой мешок «катеньки» кидал, в мой все остальное, помельче! Это по-варнацки?!

– Ты к чему это, сука жидовская? – подивился Червонец, начиная подниматься с мешка. – Тогда с Махмуткиных денег мне малую долю выделила – думаешь, я забыл?! И нынче я все сделал, ты Лейбу и «мочкануть» не смогла – и опять пополам хочешь?!

Не отвечая, Сонька вытянула вперед руки с зажатым револьвером, дважды нажала на курок. Червонец кувырнулся через мешок, упал навзничь, раскинув руки.