Все это стало последствием бурного роста населения в странах зависимого мира после Второй мировой войны, в результате которого изменился – и продолжает меняться – баланс мирового населения. Со времен первой промышленной революции, а возможно начиная с шестнадцатого века, прирост населения шел быстрее в развитых, т. е. европейских странах мира. В 1750 году в этих странах насчитывалось менее 20 % жителей земного шара, а к 1900 году их население многократно увеличилось и составляло почти треть всего человечества. В “эпоху катастроф” этот процесс остановился, однако с середины двадцатого века начался беспрецедентный рост населения всего земного шара, особенно в регионах, которые некогда находились во власти горстки империй. Общее население стран – членов Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), участие в которой означает принадлежность страны к “развитому миру”, в конце 1980‐х годов составляло не более 15 % всего населения земного шара, и эта доля имела тенденцию к уменьшению (если не учитывать фактор иммиграции), поскольку в некоторых развитых странах больше не рождалось достаточного количества детей для воспроизводства населения.

Демографический взрыв в отсталых государствах в конце “золотой эпохи”, поначалу вызвавший серьезное международное беспокойство, стал, возможно, наиболее важным изменением из всех, которые произошли в течение “короткого двадцатого века”, даже если предположить, что население земного шара в конце концов стабилизируется и его количество в двадцать первом веке не составит более 10 миллиардов (или какой‐либо другой гипотетической цифры)[116]. Увеличение населения земного шара в два раза за сорок лет после 1950 года, так же как и удвоение населения такого континента, как Африканский, менее чем за тридцать лет, не имеет исторических прецедентов, как и те практические проблемы, которые могут в результате возникнуть (например, социальные и экономические проблемы в стране, 60 % населения которой моложе 15 лет).

Демографический взрыв в отсталых странах стал столь неожиданным потому, что, хотя рождаемость в этих странах обычно была гораздо выше, чем в развитых странах за тот же исторический период, очень высокий уровень смертности, обычно не допускавший увеличения населения, с 1940‐х годов стал резко снижаться – в четыре-пять раз быстрее, чем в Европе в девятнадцатом веке (Kelley, 1988, р. 168). Дело в том, что в Европе падение смертности дожидалось постепенного улучшения уровня жизни, а в отсталые страны во время “золотой эпохи” современные технологии проникли стремительно, в виде новых лекарств и революции на транспорте. Начиная с 1940‐х годов открытия в медицине и фармакологии впервые помогли сберечь человеческие жизни в массовом масштабе, что раньше было практически невозможно (исключением являлось лечение оспы). Таким образом, поскольку уровень рождаемости оставался высоким и даже увеличивался в благополучные годы, а уровень смертности стремительно уменьшался (в Мексике он упал более чем наполовину за двадцать пять лет после 1944 года), численность населения быстро росла, хотя ни в экономике, ни в общественной жизни не происходило существенных изменений. Одним из побочных последствий этого демографического взрыва стало увеличение пропасти между бедными и богатыми, между развитыми и отсталыми странами, даже в тех случаях, когда экономика и тех, и других регионов развивалась одинаково. Распределять валовой внутренний продукт, ставший вдвое больше, чем тридцать лет назад, в стране, население которой остается стабильным, – это одно, распределять же его среди населения, которое (как в Мексике) за тридцать лет увеличилось в два раза, – совсем другое.