Вмешательство военных в политическую жизнь обычно принимает форму прямого давления на центральное правительство и влияет на жизнь провинциальных и местных центров лишь косвенным образом. Степень, в которой воля центрального правительства может стать эффективной в провинциях и местечках, зависит от деятельности другого института – если такое официальное слово можно применить к такому неофициальному явлению, чрезвычайно характерному для Испанской Америки и глубоко укоренившемуся в колониях. Это явление носит название caudillismo или caciquismo, означающее организацию политической жизни местными «боссами», власть и влияние которых проистекают из личного доминирующего влияния, семейных или региональных связей. В большинстве стран это сосредоточение официальной власти в центре, слабость законно созданных провинциальных и местных органов власти оставляют широкое поле деятельности для таких людей. В реальности эффективность центрального правительства может зависеть от характера сделки, которую оно может заключить с теми, кто обладает влиянием и властью на местах, в то время как авторитет cacique (вождя) может быть усилен «блатом», который он может использовать в столице. Эти неявные сделки между официальной властью и реальными местными боссами начались с самого начала правления испанцев в Америках. В годы, прошедшие сразу же после завоевания, как мы уже видели, колониальным обществом правили самозваные предводители, каждый со своим отрядом вооруженных приспешников, которые ждали от него руководства и средств к существованию. Корона пыталась помешать этим предводителям стать постоянными правителями, и в целом это ей удалось. С другой стороны, хотя колониальные губернаторы и вице-короли, которых корона сама назначила, часто оказывались алчными и бесчеловечными, они не могли легко стать caudillos, потому что срок их пребывания на своих должностях был коротким и корона могла в значительной степени призвать их к ответу. Административные реформы конца XVIII века еще больше усилили контроль центрального правительства над своими высшими чиновниками и ограничили власть отдельных магнатов в политической – но, надо сказать, не в экономической или общественной – жизни. Однако войны за независимость и разрастание сколоченных частным порядком отрядов, которое они спровоцировали, вдохнули в caudillismo новую жизнь и создали такое положение дел, которое сильно напоминало период после завоевания. Новым правительствам пришлось договариваться с предводителями, обладавшими властью на местах, многие из которых имели вооруженных сподвижников. Факундо Кирога в Аргентине, Сантьяго Видаурри на севере Мексики были слишком сильны, чтобы не обращать на них внимания. Caudillos были на самом деле настолько влиятельными, что могли потребовать официального признания себя в качестве губернаторов штатов и провинций, чего никогда не потерпела бы испанская корона. Caudillismo внедрилось в структуру самой формы правления. Ближе к современному периоду более сильные правительства настаивали на том, чтобы губернаторы провинций и другие влиятельные официальные лица были избираемы или официально назначаемы, и пытались, как и испанская корона раньше, отделить административные должности от личной власти; и все же cacique остается незаменимой движущей силой управления. Он может быть всего лишь умелым партийным организатором с хорошими связями на местах, а может – крупным землевладельцем, контролирующим полукрепостных крестьян, ростовщиком или – в крайнем случае – руководителем местной банды или группы террористов. Везде в Испанской Америке это человек, с которым нужно считаться.