Персы и евреи очень любили пурпур, но именно тогда, когда римляне, а затем византийцы присвоили этот краситель, он обрел свою современную репутацию, ведь окрашенные им одежды надевал один император за другим. Поэтому я поехала вглубь страны, чтобы найти римлян – и величайший храм, который они когда-либо строили.

Трепет крыльев бабочки

Возле знаменитых кедров, высоко на склонах горы Ливан, я подобрала двух бельгийских автостопщиков. «Мы только заберем наш багаж», – сказали они и, войдя в отель, вышли оттуда с дюжиной чемоданов и чем-то похожим на огромную шляпную коробку. Мы доверху забили машину. Ален был коллекционером бабочек, искавшим редкую бабочку – голубянку арион, а его жена Кристина, теперь совсем невидимая под сумками, поехала с ним потому, что он обещал, что они будут жить в отелях, а не в палатках. «Собиратели бабочек – весьма своеобразные люди, – так сказал Ален. – Мы любим разбивать лагерь на природе, мыться в горных ручьях и рано просыпаться просто для того, чтобы увидеть еще один экземпляр, который ничем не отличается от остальных». Кристина смиренно согласилась с ним. «Мне не нравится ездить в экспедиции: там скучно и слишком много пьют», – сказала она.

Пока мы ехали по извилистым горным дорогам, Ален, не преставая, рассказывал о своих синих, а я – о своих пурпурных. «Бабочки, – сказал он мне потом, – очень хорошо видят пурпур. На самом деле у них совсем другой диапазон цветового зрения, чем у людей. Обычно они не видят оттенки красного, но они могут видеть весь спектр от желтого до фиолетового и даже до ультрафиолетового». «Как кто-то смог это узнать?» – вслух удивилась я, а он ответил, что некоторые цветы – и бабочки – кажутся человеческим глазам совершенно белыми, но если взглянуть на лепестки или крылья при помощи ультрафиолетового детектора, то можно понять, что они покрыты призрачными отметками, на которые бабочки реагируют как на определенные сигналы.

В этот момент рассказа Алена мы проезжали мимо большого куста с белыми цветами, росшего на обочине, и я подумала: а есть ли у них отметки, которых я не вижу. Впервые я размышляла о том, насколько произволен наш выбор спектра «видимого света». Узоры, нарисованные ультрафиолетом, могли бы превратить эти обычные маленькие цветочки в экзотических павлинов ботанического мира; возможно, мы просто не можем оценить их по достоинству. Если бы мы могли видеть более широкий диапазон световых частот, эти цветы показались бы нам столь же очаровательными, как тигровые орхидеи. Но если бы мы могли видеть более узкий диапазон, тогда кто знает – возможно, я даже не смогла бы увидеть исходный тирский пурпур. Конечно, если мне удастся его найти.