Отец, превозмогая недуги, все время рисовал, его блокадные рисунки хранятся в Русском музее и Музее блокады Ленинграда.

В январе 1942 года, в один из самых злых месяцев жизни блокадного Ленинграда, на улице Герцена, в Союзе художников, устроили выставку художники-блокадники. Отец вспоминал, как истощенные, закутанные в шали и платки, тащили или везли на санках художники свои работы…

С 1936 по 1940 год отец преподавал в Академии художеств, сначала в качестве доцента, а затем как профессор. В 1947 году его пригласили на преподавательскую должность в Художественно-промышленное училище барона Штиглица (ныне Академию прикладного искусства) заведовать кафедрой монументальной живописи. Он много занимался вопросами методики художественного образования, техники и технологии живописи и рисунка.

Многочисленные ученики, собравшиеся на выставке его работ в Музее И.И. Бродского в апреле 2006 года, с теплотой отзывались о его необычных методах преподавания. О его внимательности к каждому студенту, юморе, с которым он разбирал ученические работы, и с какой щедростью он делился профессиональными навыками»[1025].

Как пишет директор Государственного Русского музея В.А. Гусев: «Судьба отмерила Бучкину долгую жизнь, дав возможность увидеть и запечатлеть в своем творчестве и время сева, и время жатвы. И всегда этот художник, столь органично, прочно вписавшийся в культурную жизнь и художественную среду Петербурга — Ленинграда, в глубине души оставался прирожденным крестьянином, стремившимся вновь и вновь, особенно в трудные минуты, прикоснуться сердцем к кормилице-земле, к природе. В родном Угличе на Волге, в небольших среднерусских городах и деревеньках создавал или задумывал он свои самые поэтичные произведения, здесь учился простой и извечной сущности красоты, доступной каждому, кто живет на земле. Учился всю жизнь, так же, как всю жизнь постигал он способы воплощения этой красоты в искусстве. Постигал с упоением, с жадностью. Бучкин любил и умел учиться, делал это основательно, со вкусом. Ему „везло“ на учителей, но это не было случайностью; он всегда, даже будучи уже вполне зрелым мастером, тянулся к тем, кто в творчестве не только полагался на наитие и вдохновение, но мог крепко и добротно „сработать“ произведение искусства, кто владел секретами мастерства и умел поделиться ими.

Это качество, пожалуй, одно из главных слагаемых его творческой индивидуальности, позволило ему не только свободно и уверенно чувствовать себя в различных видах и жанрах искусства — в рисунке и офорте, книжной иллюстрации и живописном пейзаже, многофигурной композиции — оно помогало ему стать впоследствии великолепным педагогом, настоящим Учителем для нескольких поколений выпускников Ленинградского высшего художественно-промышленного училища, где он на протяжении многих лет преподавал, заведовал кафедрой монументальной живописи»[1026].